Невидимка. Фрагменты романа [Сол Беллоу] (fb2) читать постранично, страница - 27

один-единственный роман.

В 1953 году в Бард-колледже проходил международный симпозиум. Давали обед, на котором присутствовали иностранные знаменитости. Сидевший за нашим столом Жорж Сименон спросил Эллисона, сколько он опубликовал романов, и, узнав, что только один, резюмировал: «Романист — это тот, у кого много романов. Следовательно, Вы — не романист».

Сименон, из-под чьего пера вышли сотни книг, говорил и писал с такой скоростью, что думать над словом ему было просто некогда. Однажды некая дама задала Эйнштейну вопрос о квантовой теории: «Почему в таких-то и таких-то условиях не может быть больше одного кванта?» Эйнштейн, гораздо более глубокий мыслитель, чем Сименон, ответил: «Видите ли, мадам, один — это очень много».

В случае Эллисона один роман — действительно очень много. Сименона по-прежнему любят и читают, но, чтобы создать комиссара Мегрэ, не требовалось копать слишком глубоко. Детективы Сименона можно воспринимать как главы одного и того же бесконечного романа. Мегрэ влился в многочисленную армию полицейских, сыщиков и гениев дедукции наряду с Шерлоком Холмсом и героями Дэшила Хэммета, Раймонда Чандлера и других. Эти мастеровитые писатели трудились в поте лица, выполняя заказ литературного рынка. Эллисон — другое дело. Для него писательство было не бизнесом, не ремеслом, а призванием. Роман «Невидимка» — плод настоящего творческого прозрения. Такие вещи появляются на свет только тогда, когда художнику удается найти свою тему. С момента выхода «Невидимки» прошло полвека, и уже понятно, что эта книга входит в число лучших романов нашего столетия.

В конце пятидесятых годов мы жили с Эллисонами под одной крышей в округе Дачесс, в окрестностях Нью-Йорка. Наше жилище напоминало дом с привидениями из фильма ужасов. Зато на западе над горизонтом поднимались горы Кэтскилл, разделенные рекой Гудзон — «божественным Гудзоном», как сказал Пол Гудмен^[26]. Ральф тогда преподавал в Бард-колледже, который находился в паре миль от дома. Его жена Фанни работала в Нью-Йорке. Она собирала средства для Американского центра медицинской помощи в Бирме. Мои дети навещали нас по выходным, иногда приезжала из Нью-Йорка моя тетя Дженни. Фанни появлялась в пятницу вечером и снова уезжала в город в воскресенье днем. Поскольку все писатели, по сути своей, затворники, днем мы с Ральфом практически не общались. Каждому было чем заняться. Ральф писал, а в промежутках поливал из лейки африканские фиалки, что росли у него на просторном, залитом солнцем балконе, копался в моторе своего «крайслера» или гулял в лесу с черным лабрадором, которого купил у Джона Чивера.

Ральф с первого же взгляда производил впечатление аристократа. Аристотель сказал бы — жажда признания с полным на то основанием, ибо человек должен знать себе цену.

Да и как тут не быть о себе высокого мнения? Уроженец Оклахомы, он поступил в университет Таскиги и с юного возраста всего добивался сам. Он учился писательскому мастерству у Андре Мальро и Ричарда Райта^[27]. После «Невидимки» о нем заговорили как о серьезном писателе. В отличие от большинства своих современников-негров, он интересовался самыми разными вещами, а не только расовым вопросом. И был настоящим художником.

Время от времени мы приезжали в Тиволи, штат Нью-Йорк. Там находилось поместье Ларраби-фарм. Большая часть комнат в огромном особняке всегда пустовала. Там мы редко виделись — не считая случайных встреч в коридоре. Обычно мы встречались на кухне, вымощенной керамической плиткой. Утром Ральф выходил к завтраку в цветастом североафриканском одеянии — такое покрывало библейского Иосифа не каждый день увидишь на берегах Гудзона. На ногах добротные тапки с загнутыми носами в турецком стиле. Ральф варил кофе в «Чемексе» (и я последние сорок лет тоже готовлю кофе исключительно тем же способом). Он терпеливо ждал, пока тщательно отмеренная порция воды просочится сквозь фильтры, и временами со страшным хрустом принимался чесать нос. Вероятно, это было нужно, чтобы окончательно проснуться. Не поручусь, что моя догадка верна, но, во всяком случае, этот ожесточенный массаж происходил исключительно по утрам.

За завтраком мы разговаривали мало. Зато вечером, когда сходились на кухне и устраивали коктейль-бар, Ральф смешивал мартини с соком, и мы, потягивая напитки, вели долгие беседы. Так я получил представление о его взглядах на жизнь. Постараюсь передать суть.

В интервью Джеймсу Макферсону Ральф сказал: «Наш народ никогда не жил обособленно. Мы развивались вместе с белыми. Да, у нас есть своя уникальная область знаний и представлений, потому что наш опыт во многом отличался от опыта белых. Но все-таки эти различия второстепенны».

«От меня потребовалось немало усилий… чтобы отыскать те сферы жизни и стороны личности, над которыми я мог размышлять, не чувствуя при этом ограничений, навязанных моей расовой принадлежностью».

И еще: «Мне удалось