40 австралийских новелл [Алан Маршалл] (fb2) читать постранично, страница - 2

людям, которые уходили небольшими : группами в глубь страны, удаляясь от освоенных мест. В борьбе против суровой природы и необъятных пространств им приходилось рассчитывать только на свои силы. Их оружием были умелые руки, сильное тело, мужественные сердца и твердость духа. Если им не хватало силы и мужества, они умирали или, побежденные, возвращались в города на побережье. Здесь нельзя было скрыть слабость, нельзя было надеяться на обман, на показную смелость.

В конечном счете это имело одно весьма важное последствие. В таких условиях образование и благородное происхождение значили очень мало. Какой от них был прок, если твоя жизнь зависела от умения отыскать воду по скрытым приметам или проявить мужество и ловкость, сдерживая перепуганное стадо? Благородное воспитание было даже недостатком: из‑за него труднее было спать на голой земле, мучительнее мириться с однообразием пищи, состоявшей из баранины, муки, чая и сахара.

За пятьдесят лет до того времени шотландский поэт Роберт Бернс писал:

Правда, в европейских условиях это было не совсем верно. Нужна была большая сила духа, чтобы на твой образ мыслей не повлияли те, кто внушал тебе, что ты стоишь ниже свободных, всегда сытых, образованных джентльменов. Было время, когда и Бернс утратил свою естественную и сильную манеру письма и пытался подражать утонченному стилю своих современников. Но среди диких просторов Австралии слова Бернса были истиной, и простой человек понимал это. Здесь он узнал цену своим личным качествам, своей силе.

Это, конечно, не могло чудом изменить общественный строй. Богатство и власть по — прежнему оставались в руках предпринимателей — капиталистов и землевладельцев, прибывших ранее и захвативших огромные участки земли. Но оттого, что в Австралии рабочий человек получил неограниченную возможность проявить свои личные качества, он боролся уверенней и смог добиться преимуществ и более высокого уровня жизни, чем его европейские собратья. Они дали ему и нечто еще более важное — право уважать себя за свои личные достоинства.

Какое это было пьянящее открытие для людей, прибывших из городских трущоб и покорных деревень! Уж больше никогда они не будут сомневаться в своем достоинстве, добровольно унижаться или судить о человеке по его положению, а не по личным его качествам. И эти истины, которым научила их жизнь, они завещали своим детям. В середине XIX столетия английские путешественники возмущались тем, что австралийский рабочий не ломает шапки перед хозяином. Через три поколения, когда австралийские солдаты прибыли на фронты первой мировой войны, англичане опять с возмущением увидели, что эти солдаты не желают приветствовать своих офицеров на улице, и потом удивлялись, как это люди, выказывающие такое пренебрежение к военной традиции, не только сражаются не менее храбро, чем другие, но и проявляют большую инициативу. Отказ приветствовать начальство сам по себе не имел большого значения, но он символизировал два принципа, определявших отношение австралийца к жизни, а именно: принцип, что простой человек — самый уважаемый человек на земле, и другой принцип, что о человеке следует судить только по его личным достоинствам. Эти принципы и отражены в рассказах данного сборника. Я не хочу сказать, что они прямо выражены в них. Вернее, это аксиомы, лежащие в основе мировоззрения австралийского писателя.

Другая особенность австралийской литературы, тесно связанная с этими чертами, — это забота австралийца о духе товарищества— «мейтшип» («mateship»). Слова «мейт- шип» вы не найдете в английских словарях, оно было создано Генри Лоусоном и воспринято его соотечественниками, для того чтобы выразить понятие, особенно для них важное. Австралийцы говорят по — английски, как говорили их предки, и почти не внесли никаких изменений в свой язык. Помимо слов, заимствованных у туземцев и означающих названия местных птиц, зверей или географические особенности страны, они добавили к нему слов тридцать. И весьма знаменательно, что из них два слова связаны с идеей товарищества: слово «мейтшип» и слово «коббер» («cobber») — «дружище», «закадычный друг». Это слово имеет особый оттенок. Оно теплее, чем все другие английские синонимы слова «друг». Излюбленное слово лондонцев «чам» («chum») — «приятель» почти такое же теплое, как «коббер», цо оно мягкое, ласковое, как и полагается быть слову «друг». «Коббер» же звучит более сурово, требовательно. Это имеет свои причины, которые я попытаюсь объяснить ниже.

Пожалуй, отношение австралийца к духу товарищества может кое у кого вызвать улыбку. Он, мол, говорит о нем так, будто только австралийцы изобрели это товарищество, будто они одни действительно понимают его. Как бы то ни было, товарищество — это чувство, которое австралиец ценит выше всего.

Объяснение этому опять‑таки можно найти в истории Австралии. Леса,