Повседневная жизнь российских жандармов [Борис Николаевич Григорьев] (fb2) читать постранично, страница - 5

траву…». Вопрос о том, как он мог совершить это преступление, сидя в тюрьме, следствие по понятной причине совершенно не интересовал.

Но все эти дела, по сравнению с размахом сыскного дела при Иване Грозном, представляли собой детские забавы.

На Руси всегда, а во времена усиления единоличной власти царя при Иване Грозном — особенно, самым главным законом считалась «воля государева», а в такой отрасли уголовного права, как государственные преступления, роль и позиция царя в расследовании и наказании были определяющими. Государственным преступникам вменяли в вину измену, крамолу, покушение на жизнь царя или ересь, и под эти понятия подводились все или почти все деяния.

Произвол царя в сыскном деле был определяющим, но мы знаем из истории, что какие-то рамочные законы в стране все-таки существовали и кое-как выполняли функции юридического регулирования жизни людей. Впервые государственное преступление как таковое упоминается на Руси в памятнике XIV–XV веков в Псковской Судной грамоте, где в статье 7-й речь идет о «переветнике», то есть изменнике, перешедшем на сторону врага. В Судебнике 1497 года, являвшемся кодексом общерусского значения, в статье 9-й, перечисляющей особо опасные преступления, каравшиеся смертной казнью, наряду с уголовными преступниками упоминаются «коромолник» (бунтовщик, мятежник или заговорщик) и некий «подымщик» (подстрекатель или зачинщик восстания). В новом Судебнике 1550 года в 61-й статье, содержащей перечень преступников, подлежащих за свои «воровские» дела смертной казни, рядом с «коромольником» появляется «градский здавец», то есть военачальник, сдавший город неприятелю, а загадочный «подымщик» уже не упоминается. Н. М. Карамзин объясняет, что подобная предубежденность Ивана IV была небезосновательной: слишком много ненадежных воевод развелось у царя, так что он был вынужден предусмотреть для них особую статью в своем законодательстве.

Алексей Михайлович Тишайший решил особо озаботиться своим авторитетом и своей безопасностью, и знаменитое Соборное уложение 1649 года предусмотрело на этот счет специальную вторую главу — «О государьской чести и как его государьское здоровье оберегать». В ней речь идет о трех видах государственных преступлений: о преступлениях против здоровья и жизни государя; об измене, то есть о преступлении против власти государя, которое выражалось в смене подданства, бегстве за рубеж, в связях с неприятелем во время войны, а также в сдаче крепости врагу, причем не только в виде прямых действий, но и в виде намерений совершить эти действия («умысел»); и, наконец, о «скопе и заговоре». Таким образом, все государственные преступления в Уложении практически сводились к двум их важнейшим видам: к посягательству на жизнь и здоровье государя и на его власть. Любое покушение на жизнь, здоровье и честь царя и его семьи рассматривается впредь с точки зрения закона как тягчайшее преступление против государства и Церкви.

Следует отметить, что розыскная и судебная практика того времени была значительно шире этих законов. В них, например, не упоминались такие широко распространенные в обыденной реальности жизни политические преступления, как «непристойные слова» о государе, его семье, предках, его распоряжениях, грамотах, царском гербе и титуле; ошибки в произношении и написании титула царя, отказ присоединиться к здравице в его честь, непроизнесение молитвы за его здоровье и непожелание ему «долгих лет» и другие подобные деяния, считавшиеся по давней традиции столь же опасными государственными преступлениями.

Как на практике рассматривались политические дела подобного рода уже после принятия Уложения, можно судить по делу холопа Сумарокова, который в 1660 году, стреляя по галкам из пищали, попал пулей в царские хоромы, за что по приговору специально созданной для расследования этого дела следственной комиссии ему отсекли правую ногу и левую руку. А известный в русской и шведской истории дьяк Посольского приказа Григорий Котошихин, ставший потом тайным агентом шведской разведки и одним из первых русских перебежчиков в Швеции, допустив в царской грамоте ошибку в перечислении многочисленных титулов «тишайшего» царя, был нещадно бит батогами.

Следует также отметить, что первые цари из династии Романовых не брезговали лично заниматься делами политического розыска. Михаил Федорович и Алексей Михайлович охотно присутствовали на допросах и пытках государственных преступников. Так, в 1670 году царь Алексей Михайлович, которому симпатизировал Николай II за его кроткий и незлобивый характер, был в застенке, где пытали за «непристойные слова» в подметном письме боярина Матвеева Кирюшку, после чего лично вынес ему приговор о ссылке.

Стрельцы должны были в мирное время нести охрану столицы и царской резиденции — Кремля, а в военное время участвовать, наряду с другими войсками, в военных действиях, то есть мы видим здесь совмещение охранных обязанностей с