Диаспора [Грег Иган] (fb2) читать постранично, страница - 2

прогнозы не могли бы быть сделаны — были классифицированы как неопределенные. Здесь, некто испытавший код, известный поворотный пункт, был показан как серый против белого: горный пик, выдающийся через полосу облаков, которые скрывали все на восток или запад от этого. Больше деталей не могла быть увидено издалека; все, что лежало под облаками могло быть обнаружено только на первоисточнике.

Всякий раз, когда принципал создавал сироту, он выбирал все благоприятное в области мутации признака, чтобы правильные коды выбирались произвольно, поскольку нет никаких родителей, чтобы подражать либо угождать им. Затем он выбирал тысячу неопределенных областей и обращался с ними аналогично: метая тысячу квантовых кристаллов, чтобы выбрать произвольный путь через терру инкогнита. Каждый сирота был исследователем, посланным, чтобы отображать неисследованную территорию.

И каждый сирота сам был неисследованной территорией.

Принципал поместил новое сиротское семя в середину памяти утробы, единственная прядь информации заключенная в вакууме нулей. Семя само по себе ничего не значило; одинокое, оно могло быть продолжительным потоком сигналов азбуки Морзе, спасающейся бегством сквозь пустоту прошлого отдаленной звезды. Но утроба была виртуальным устройством разработанным, чтобы выполнять семенные инструкции, и еще дюжину слоев программного обеспечения доводившего семя вплоть до самого полиса, решетки мерцающих молекулярных ключей.

Последовательность битов, строка пассивных данных, могла бы ничего не делать, не изменять ничего — но в утробе, семенной разум пришел в равновесие со всеми неизменными правилами всех уровней. Подобно перфорированной карте вставленной в ткацкий станок Жаккарда, он перестает быть абстрактным сообщением и становится частью машины.

Когда матка начала читать семя, первый ассемблер определил, что пространство вокруг нее должно быть заполнено по простой схеме данных: одни, замороженные численные волны, через пустоту, как ряды песчаных дюн. Эта песчинка отличается от каждой ее ближайших соседей, далее вверх или вниз по склону же, но каждый гребень еще идентичен всем другим гребням, и каждое углубление идентично любому другому углублению. Память утробы была организована как пространство с тремя измерениями, и числа загруженные в каждой точке представляли из себе четвёртое. Следовательно, эти дюны были четырехмерными.

Вторая волна была добавлена — добавляя искажение к первой, модулированной с медленным устойчивым повышением — разрезая каждый гребень в серию возрастающих бугров. Затем третья, и четвертая, каждая последующая волна, обогащающая образец, усложняла и ломала симметрию: определяя направления, строя градиенты, устанавливая иерархию шкал.

Сороковая волна пропахивалась через абстрактную топографию не носящую уже никакого следа кристаллической закономерности своего начала, с гребнями и порождала такие же спирали как витки на отпечатках пальца. Не каждая точка предоставлялась уникальной но достаточно структур было создано, чтобы образовать каркас для всех, которые придут позже. Так что семя давало инструкции для сотен своих копий, чтобы быть разбросанными на недавно откалиброванный пейзаж.

Во второй итерации, матка прочитала все скопированные семена — и вначале, инструкции которые они выпустили, были везде такими же. Затем, одна инструкция была вызвана в точке где каждое семя было прочитано, чтобы прыгнуть вперед вдоль битовой строки в следующую область, смежную с определенной структурой в окружающих данных: последовательность гребней с определенной формой, отчетливой но не уникальной.

Поскольку каждое семя было вставлено в другое место, каждая локальная версия этого поворотного пункта располагалась иначе, и матка начинала читать инструкции из другой части каждого семени. Сами семена были полностью все еще идентичны, но каждое могло теперь спустить с привязи другой набор ассемблеров в пространство вокруг себя, подготавливая основу другому специализированному региону зародышевого ума.

Техника была древней: распускающиеся цветком неопределённого вида почки ячеек сопровождали самоустановленный образец химических меток, чтобы превращатьс в чашелистики или лепестки, тычинки или пестики; куколка насекомого погружала себя в белковый субстрат, который инициировали, в других дозах, другие каскады деятельности гена, чтобы ваять жизнь, грудную клетку или голову. Цифровая версия Кониши понимала сущность процесса: деля пространство, выделяя его отчетливо затем позволяя, чтобы локальные маркировки модулировали разворачивание всех дальнейших инструкций, переключающих специализированные подпрограммы в положение включено или выключено — подпрограммы которые в свою очередь должны повторять целый цикл в исключительно точном масштабе, постепенно превращая первые структуры грубого заготовки в чудеса филигранной точности.

В восьмой итерации, память