Венец славы: Рассказы [Джойс Кэрол Оутс] (fb2) читать постранично, страница - 4

не заметить, что он на удивление просторен, разомкнут — тематически, социально, географически. В совершенстве владеющая разнообразными приемами так называемого «субъективного повествования» (прежде всего внутренним монологом во всем диапазоне его оттенков, не исключая и «потока сознания»), писательница, по сути дела, не проводит решительного водораздела между «большим» и «малым» жанрами своей прозы; в обоих находит выражение неизменно обуревающее ее, по собственному признанию Оутс, «до смешного бальзаковское стремление вместить в книгу весь мир».

При всей несопоставимости индивидуальностей классика французского критического реализма XIX столетия и американской писательницы наших дней эта апелляция к опыту автора «Человеческой комедии» представляется симптоматичной. Ведь если попытаться найти некий обобщающий подзаголовок всему ныне сорокатомному (и продолжающему пополняться новыми томами) собранию сочинений Джойс Кэрол Оутс, то этим подзаголовком наверняка окажется — «Сцены американской жизни».

Но «сцены американской жизни» с существенной поправкой на негативные тенденции современного этапа социопсихологической истории страны и чутко улавливающее их трагическое мировосприятие Джойс Кэрол Оутс.

Вглядимся, к примеру, в открывающую настоящий сборник и всем своим антуражем вызывающую ассоциации с «американским Бальзаком» — Фолкнером новеллу «Летучая снежная мгла» — одну из самых ранних в творчестве Оутс. Помощник шерифа и черный беглец, страж закона и задержанный им правонарушитель — эта пара десятки, сотни раз встречалась в серьезных и развлекательных американских романах, пьесах, кинолентах. Но традиционные вопросы типа: «кто убил?», «кто стал жертвой?», «как вел себя преступник?» — кажется, меньше всего интересуют Оутс, всецело поглощенную образцовым служакой Рейфом Мерри и той приключившейся с ним на тридцать девятом году жизни «неприятностью», благодаря которой, по словам самого героя, он «родился заново».

Этим вторым рождением Рейфа Мерри становится достигнутое им в момент сильнейшего психологического стресса (волею непредсказуемых обстоятельств страж закона оказывается в положении подсудимого) осознание тотальной порочности того жизненного порядка, которому он до рокового этого часа служил преданно и нерассуждающе. «Негры — тоже люди, а „белый суд“ расистского штата изначально отказывает им в праве на человечность» — такова, в общих чертах, суть морального урока, нелицеприятно преподанного ему незнакомцем, тоже черным, как и на всем протяжении рассказа не оказывающий сопротивления, не раскрывающий рта, вообще как бы «отсутствующий» преступник. На последней странице читателю откроется, что весь повергающий Рейфа в страх и недоумение яростный всплеск протеста, срывающийся с уст незнакомца, — не более чем безобидная, в сущности, «провокация» со стороны человека, успевшего в ранние годы испытать на себе бремя «обыкновенного», каждодневного расизма. Но для самого-то Рейфа это ничего не меняет: перед ним, женатым, имеющим троих детей, уважаемым в округе, разверзлась бездна… Пусть не на белом листе оутсовской новеллы, а где-то рядом, за горизонтом ее смятенных строк бушует грозная и неотступная трагедия американского бытия, перед нами — один из волнующих ее фрагментов, будоражащая сознание прелюдия к ней…

Впрочем, гнетущее ощущение неистинности собственного существования, собственного образа жизни нередко настигает персонажей Оутс и в самой обыденной обстановке, когда ничего из ряда вон выходящего не происходит. Достаточно подчас мимолетного нарушения издавна заведенных ритуалов вроде получасового перерыва, нежданно выдавшегося в напряженном графике рабочего дня, или наспех выдвинутого ящика платяного шкафа… Так и случается с вполне «благополучным» по всем житейским параметрам Лоуренсом Прайором, человеком умным, порядочным, к тому же подвижником своей — едва ли не самой гуманной на свете — медицинской профессии, когда он, вдруг осознав пугающую непрочность духовных уз, связующих его с молодой и красивой женой, с наглухо замкнувшейся в своем «подростковом», заказанном для взрослых мире дочерью, с пациентами и друзьями, вдруг оказывается на грани самоубийства (новелла «Пятна крови»). «Не такой это город, где люди свободно улыбаются друг другу», — с сожалением одернет самого себя Лоуренс Прайор, преодолев соблазн улыбнуться незнакомой молодой женщине с ребенком на маленьком сквере. Грустный и многозначительный вывод успевшего пожить на свете человека. Впрочем, 16-летней Марше («Путешествие в Роузвуд»), воплощающей в этой книге самый, пожалуй, излюбленный писательницей разряд героинь — юных беглянок, рвущихся из-под неуютных крыш родительских ферм неведомо куда, навстречу «большому миру», — такой вывод показался бы явно недостаточным: глухой провинциальный Ремус, затерявшийся где-то на полпути между ее родным Брокфордом и Чикаго, встречает ее стеной враждебно