Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
Слог хороший, но действие ГГ на уровне детсада. ГГ -дурак дураком. Его квартиру ограбили, впустил явно преступников, сестру явно украли.
О преступниках явившихся под видом полиции не сообщает. Соглашается с полицией не писать заявление о пропаже сестры. Что есть запрет писать заявление ранее 3 дней? Мало ли, что кто-то не хочет работать, надо входить в их интерес? Есть прокуратура и т.д., что может заставить не желающих работать. Сестра не
подробнее ...
пришла домой и ГГ отправляется в общественную библиотеку, пялясь на баб. Если ГГ и думает, то головкой ниже пояса. Писатель с наслаждением описывает смену реакции на золотую карту аристо. Диалоги туповатые, на уровне ребёнка и аналогичным поведением. История драки в школе с кастетами и войнами не реально глупая. Обычно такие тупые деологи с полицией, когда один сознаётся в навете оканчивается реальным сроком. Когда в руки ГГ попали вымогатели с видео сестры, действия ГГ стали напоминать дешевый спектакль. Мне данный текст не понравился, сказочно глупый.
желая прикрыться им или защититься. Волосы спадали на ее худые, как у подростка, плечи. Лицо было бледное и очень усталое. Одна нога на щиколотке была перевязана бинтом.
— О, Лаура, — неожиданно сказал Забелла, и женщина сверкнула на него глазами. — Лишь увидал тебя — волненью нет предела. Казалось, я давно уже знаком с тобой…
— Я не Лаура, — сказала она, оглядевшись, и еще крепче прижала таз к животу. — Кого вам здесь надо?
— Лиса.
Женщина молчала.
— Слыхали о таком?
Она покачала головой и быстро зашагала по развалинам. Георгий Забелла не отступал от нее ни на шаг.
— Если уж так интересуетесь, у него спросите, — сказала женщина и показала на инвалида, сидевшего в коляске, к которой была прилажена кормушка для голубей. Инвалид в красноармейской форме, с орденской планкой на широкой груди, мял хлеб и разбрасывал крошки, и полчища голубей без всякой боязни дрались из-за пищи.
— Товарищ ищет какого-то Лиса, — сказала женщина.
— Кто ищет, тот всегда найдет, — сказал инвалид и уперся локтем в гармонику, лежавшую на его застывших, видимо, парализованных ногах. — Не подходите близко — птички боятся чужих. Гуль-гуль-гуль-гуль… Ишь, как мордуют друг друга. Не всем еще хлеба хватает… Иди, Вероника, разбуди детей. А вы сами… издалека будете?
— Издалека, — ответил Забелла, присматриваясь к инвалиду.
Женщина ушла.
— Да, — протянул инвалид. — Завидую всем здоровым. До Берлина на своих дошел, а обратно привезли…
— Мне Лис нужен, — тихо сказал Забелла.
— Не знаю такого, не знаю… — так же тихо ответил инвалид. — Новые мы здесь люди.
Он снова раскрошил хлеб, швырнул голубям и, прислушиваясь к их прожорливой воркотне, раскрыл пронзительные, с белесыми ресницами глаза.
Забелла глянул на него, на голубей, поправил свою бессмертную шляпу, медленно извлек из кармана четки и стал перебирать.
— Красивые четки, — сказал инвалид. — Здорово сработаны. Сколько в них бусин?
— Сорок, — без запинки ответил Забелла.
— Подтолкни коляску. Я покажу тебе Лиса.
Забелла покатил коляску. Испуганные голуби взлетели. Забелла глядел на багровый, толстый, как у вола, затылок инвалида, ка воротник гимнастерки, усыпанный перхотью, и почему-то вдруг замедлил шаг.
— Эй ты! Шнеллер, как говорили немцы, — воскликнул инвалид и оглянулся. В развалинах, за разбомбленной стеной стояла Вероника.
Проехав каких-нибудь пятьдесят метров по Столярной улице, коляска свернула в узкий безымянный переулок.
— Уже близко, — сказал Франциск. — Капустой пахнет. Лис очень любит капусту. Теперь направо и прямо.
И Франциск раздул меха гармоники и, мусоля толстыми пальцами клавиши, заиграл «Меланхолический вальс».
Коляска вкатила в какую-то промозглую подворотню, затарахтела по битому стеклу и кирпичу.
— Здесь. Вот его двери, — показал инвалид рукой.
Не успел Забелла открыть двери, как страшным ударом под дых был сбит с ног.
Франциск продолжал играть свой вальс.
Двое мужчин поволокли Забеллу по коридору, потом куда-то вниз, в подвал, обыскали его, раздели и долго еще отделывали кулаками и ногами.
Забелла лежал неподвижно.
Умаявшись, эти двое выкатили коляску из ворот.
— Играй, играй, — сказал Франциску один из них.
Франциск тихо растягивал меха гармоника.
— Ну, — спросил он.
Оба молчали, остывая и прислушиваясь к легкой и печальной музыке. Над коляской, над гармоникой кружились белые снежинки.
— Ну? — повторил Франциск.
Мимо коляски, громыхая по булыжнику, промчался фургон с надписью: «Хлеб». Возле школы-семилетки рабочие выгружали из машины уголь. Шли дети с портфелями.
— Жив он, — сказал один из мужчин. — По крайней мере был. До нашего ухода.
— Хорошо, — глухо произнес Франциск. Вероника по-прежнему стояла за обвалившейся стеной в развалинах и, кажется, молилась.
— Капусту будешь? — спросила Вероника уже в тесной, но чисто прибранной комнате. — Разогреть?
— Не стоит, — мягко сказал Франциск. — Разве ты сейчас о капусте думаешь?
— Давай уедем отсюда, Франциск! Уедем!.. Неужто на свете нет такого места, где бы человек не охотился на человека?
— Нет, Вероника, — ответил тот. — Меняется только порядок: то ты охотишься, то — на тебя. Жалко, но сейчас не наш черед. Я это чувствую.
— Он жив? — вздрогнула Вероника.
— Нельзя убивать неизвестно кого. Он спросил — мы ответили, — сказал Франциск. — Теперь мы спросим — он ответит. Надо знать, кого убиваешь.
— Я все-таки разогрею.
Ей хотелось чем-то заняться, не думать, и Франциск понял это.
— Мы поженимся, Вероника. Поженимся, как подобает людям. С фатой и у алтаря. Ты хочешь с фатой и у алтаря?
— Хочу, — сказала Вероника.
— Вот и хорошо. А сейчас, голубушка, спустись в подвал и делай свое дело, как каждый из нас. Будь с ним ласкова. Сама знаешь, как женщина умеет.
— Даже сейчас, — горестно улыбнулась Вероника, — я все равно для тебя — шлюха. Из солдатского борделя
Последние комментарии
7 часов 14 минут назад
15 часов 14 минут назад
1 день 6 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 10 часов назад
1 день 10 часов назад