пели бойцы, стараясь перекричать друг друга, а заодно и оркестр.
Бригаду вел Маслак на крепкой степной лошади.
— Красные! Буденный! Дождались! — одни обрадованно, другие угрюмо шептали за окнами, дверями и заборами.
Зло и безнадежно захлопывались окна и двери в богатых дворах. Зато широко распахивались ворота в бедных, и принаряженные люди выходили на площадь.
Апанасенко сидел на крупном жеребце, и грудь его пересекала муаровая лента.
Хор подхватывал:
На мосластом понуром коньке трясся неумело всадник в очках и буденовке.
— Боевитый ездок! — кричали ему. — Смотри, задницей все гвозди из седла повыдергаешь.
Разведотдел армии вел Тюленев. Сам он, молодой и безусый, ехал впереди со своим комиссаром.
Шла дивизия Пархоменко.
Песни, музыка, звуки гармоник, труб и колоколов, приветствия и крики сливались в один общий гул, вытеснивший недавнюю мертвую тишину города.
Стрепухов, Гончаров, Литунов, Карпенко вели полки через площадь.
— Стой! Стой! — кричали веселые голоса.
— Чего стали? Привал?
— Одиннадцатую пропускаем…
— Тогда привал! Давай гармошку…
Бойцы спешивались, разминали ноги.
— Ребята, гляди, одиннадцатая-то женихами какими!
Всадники одиннадцатой все были в красных штанах, зеленых английских френчах и остроконечных шлемах, придававших им богатырский вид. На пиках трепетали багряные значки флюгеров. Впереди ехал Морозов.
За эскадронами шли тачанки. Ездовые, широко раскинув руки, веселили вожжами четверки белых, как лебеди, лошадей. Гармонист, растянув меха, гнулся в разудалой лезгинке, чуть не падая с тачанки.
Двое бойцов, потрясая рукавами черкесок, лихо плясали в седлах.
Шел артдивизион.
Высоко выбрасывая лохматые ноги, с грохотом влекли артиллерийские упряжки могучие батарейные кони.
Блистая офицерской выправкой, ехал командир — Андрей Добров, с огромными шпорами на вычищенных сапогах. Увидев, что с санитарной линейки на него смотрит коротко стриженная светловолосая девушка, он еще больше собрался, колесом выгнул грудь.
— Твой-то, — сказала девушке подруга, невысокая полногрудая медсестра. — Гоголем едет!..
Девушка улыбнулась и помахала всаднику рукой.
На тачанке пулеметчик, молоденький, с румяным лицом, водрузив на колени шарманку, накручивал кадриль.
— Филька! — кричали ему. — Дуй громче! Брательника позови. Пусть спляшет!
Оркестр перестроился на плясовую.
В образовавшийся круг — перед оркестром и проходящими колоннами — вышла девушка со строгим лицом, в тонко перехваченной в талии черкеске.
— Полинка, — обрадовался Матвей и, оставив изумленных зрелищем пленников, протиснулся на середину.
Из санитарной линейки с завистью смотрел на все Паша Тихомолов — казак с перебинтованными ногами.
Оркестр играл кадриль.
Девушка пошла по кругу.
Матвей вслед выделывал коленца.
— Эх, кровинушка моя, девятнадцатый годок! — кричал он.
Вдруг девушка обернулась к Буденному.
— Что, командарм, — крикнула она, — слабо?
Командарм легко сошел с лошади и сразу — в стремительный пляс. Рядом с девушкой он пошел по кругу, и Матвей только путался под ногами.
— Матюша! — крикнул командарм. — Третий лишний…
Матвеи обиженно вышел из круга, ревниво поглядывая на ладную пару. Он сел к брату Фильке на тачанку и загрустил. Мальчишка хитро посмотрел на пего.
— Братан, — сказал он Матвею, — то ж командарм, он же женатый…
— Да я понимаю… — отмахнулся Матвей. — А все равно обидно.
Казалось, что плясала вся улица. Комбриг Патоличев, Книга и Мироненко, не сдержавшись, сошли с коней и — в круг.
А осмелевшие жители городка заполняли площадь вместе с армией. Напуганные, обрадованные и терзаемые любопытством, они спешили по дощатым тротуарам, прижимаясь к заборам и стенам домов, во все глаза смотрели на бесконечные ряды веселых, оживленных всадников.
Стройными колоннами шла пехота.
— Пешка, — закричал казак Тимошка с белыми, как лен, волосами. — Пешка, не пыли, поспевай!
— Эй, пехота — сто верст прошел, еще охота! — кричали другие.
Последние комментарии
1 день 4 часов назад
1 день 10 часов назад
1 день 10 часов назад
1 день 11 часов назад
1 день 11 часов назад
1 день 11 часов назад