Перевал Подумай [Ольга Николаевна Гуссаковская] (fb2) читать постранично, страница - 3

склону. Домик почти незаметно остался внизу.

Те же камни, но среди них Валя вдруг увидела цветок: тонкий, как нитка, стебель и на нем пять прозрачных белых лепестков, словно сотканных из осеннего тумана. Белозор — цветок поздней осени… Когда-то она собирала эти цветы вместе с отцом под Ленинградом. Там они росли на ярко-зеленых болотистых лугах и над ними печально и длинно кричали чибисы. А, впрочем, было ли это когда? Или приснилось?.. Есть ведь такие сны, что наполняют душу радостью или грустью сильнее, чем самые яркие воспоминания о действительных событиях.

Белозор, нежданный знакомец на новой земле, вернул ее в детство.

…Старинный дубовый паркет был почти зеркальным от времени. Маленькая Валя боялась по нему ходить и замирала на пороге. В другом конце комнаты стояла непонятная штука на журавлиной ножке и возле нее — отец, со скрипкой в руках. Валя уже знала, что сейчас произойдет, и сердце замирало от ожидания и сладкого ужаса. Отец наклонял голову, рука делала плавный взмах — и приходила музыка. Высокие и низкие, то смеющиеся, то плачущие звуки наполняли комнату, и Валя переставала быть сама собой. Она уже не боялась скользкого паркета, она могла бы бежать по нему куда угодно, но по-прежнему оставалась на пороге и не смела приблизиться к отцу, пока он играл. Преклонение перед силой музыки осталось в ней на всю жизнь.

Она рано потеряла родителей: оба погибли в авиационной катастрофе. Разом ушли из ее жизни Ленинград, музыка, веселые шалости в большой солнечной квартире. Она стала жить в детдоме. Постепенно появились друзья, много друзей. Как часто, собравшись все вместе, они думали о будущем! Советовались, спорили… Однако свою судьбу — стать строителем — она выбрала сама. И не жалела об этом…

Валя коснулась пальцами лепестков белозора и оставила цветок на месте: пусть растет, раз уж сумел уцелеть. Может быть, за ним придут и другие.

Уже одно, что белозор вырос здесь, на вечно холодной земле, как-то успокоило ее, показалось добрым предзнаменованием. Не так уж, видно, страшна и сурова эта новая для нее земля со звучным именем Колыма.

* * *

Секретарь комитета комсомола недоверчиво посмотрел на Валю:

— К нам? Работать у нас будете?

Валя подумала: «Сейчас спросит: а сколько вам лет?» Но он не спросил. В других местах почти всегда спрашивали. Сбивал с толку людей Валин рост. Девочки в Братске не зря прозвали ее «карманным бригадиром». И в толпе сколько раз кто-нибудь сердобольный взывал к окружающим: «Осатанели, что ли? Не видите — девочку затолкали совсем!»

— Значит, в Братске работали? — уже с ноткой уважения в голосе продолжал секретарь, заглянув в Валины документы. Она пришла к нему, чтобы стать на учет. — Вот это здорово! Да еще и бригадир комсомольско-молодежной… Сила! — На широком его лице от улыбки расцвели веснушки.

Парень этот сразу расположил к себе Валю. Смешной немножко и, наверное, добрый. Большой, но нескладный, и, похоже, сам себя немного стесняется.

— Вы куда теперь, в общежитие? Идемте вместе, мне тоже надо туда заглянуть. Да, а зовут меня Виктором. Просто Виктор. Не люблю, когда по отчеству…

— И меня можно звать просто Валей, — разрешила она.

Виктор предупредительно открыл перед Валей дверь:

— Прошу!

Управление отделочных работ стояло на самом берегу речушки Каменки, служившей естественной границей города. За ней — только кочковатый бурый луг и далекие желтые отроги сопок.

Чтобы попасть отсюда в общежитие, надо было пройти полгорода. У Вали это заняло бы около часа, но Виктор знал иные, более близкие пути.

Бетонные надежные плиты центральных улиц скоро кончились, и потянулись пружинистые деревянные тротуары шириной в четыре доски. Кое-где доски провалились, в иных местах лезла из-под них ивовая поросль, жухлые пучки мятлика, коричневые лопухи конского щавеля. По сторонам улицы высились двухэтажные деревянные дома. Некоторые опирались на костыли, другие держались стойко, с подчеркнутой старческой бодростью. Окна вторых этажей украшали ящики самой разнообразной формы — самодельные кладовые и холодильники. Здесь, на этих улицах, доживал век первый, черновой вариант города, напоминая о том, что долгая жизнь в камне и бетоне достается не сразу и не без труда.

Они свернули на встречную улочку и поднялись по ней вверх. Тут строилось здание школы, а пока вокруг него лепились времянки разных назначений. Чадила самоварной трубой старая баня, на деревянном крыльце магазина без помехи «соображали на троих» граждане в ватниках и якутских лисьих малахаях. Землю вокруг засыпала коралловая скорлупа вареных крабов.

— Эй, красивая, улыбнись разок! — попросил один «малахай». Валя не обернулась.

— Да что там — красивая, от земли не видно, один нос кверху, — обиделся за товарища второй. — Не те нынче бабы на Колыму едут!

Виктор ускорил шаг:

— Не обращайте внимания. Это так… осколки прошлого и никакие это не колымчане. Приедут весной пароходом, лето