Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
Иван застонал. Охватившее ее неподдельное отчаяние не могло его не тронуть. Он не предусмотрел всех последствий принятого им решения, и постепенно его гнев уступал место вызывающему у него ужас осознанию того, какой переполох он вызвал, какой опасностью все это грозило его дочери.
— Клео, дорогая, нельзя любить тебя больше, чем я, и точно такие чувства я испытываю к нашей Орелии. Я сделал то, что считал самым лучшим для нее выходом. Орелия живет в добропорядочной католической семье, у нее есть кормилица. О ней там прекрасно заботятся. Они думают, что она сирота.
— Сирота? — в ужасе вопросила она.
— Клео, я говорю тебе, что за ней хорошо…
— Почему? — забарабанила она по нему кулаками. — Почему ты так со мной поступил? Почему ты совершил такой чудовищный поступок?
— Они уверены, что ее родители были белыми людьми, и он, и она.
Клео тупо уставилась на него.
— Ну разве ты не видишь? — умоляюще говорил он. — Это такой красивый ребенок. Она будет такой же милой, такой же соблазнительной, как и ее мать. Я не желаю, чтобы она росла в полусвете, а такое наверняка бы произошло, если бы она осталась с тобой. У нашей дочери должно быть все самое лучшее.
— Значит, ты решил, что будет для нее лучше, — медленно произнесла она, — даже не спросив моего мнения?
— Это было слишком опасно. Чем меньше людей знают о ее существовании, тем будет для нее безопаснее. Никто не должен ничего знать о ее истинном происхождении.
— Ты имеешь в виду ее мать. — Боль, пронзившая ее от этого оскорбления, была такой острой, что ей стало не по себе. — Ты меня презираешь, да? — прошептала Клео.
— Нет, Клео, нет!
— Все это время я считала, что ты меня любил, а ты в глубине души тайно презирал меня.
— Разве ты не понимаешь? Я никак, ничем не могу смыть с тебя печать полукровки, как бы сильно я тебя ни любил. Но кожа у нашей дочери такая же белая, как и у меня. Я намерен дать ей соответствующее воспитание и выделить ей такое приданое, которое позволит ей выйти замуж за представителя высших кругов общества. Разве тебе это не ясно?
— Но только с тобой, ты это имеешь в виду? — крикнула Клео. — И оставить меня, ее мать, в стороне! Какой ты глупец, Иван! Я думала, что ты другой, но ты точно такой же, как и все остальные белые люди, которые ничего не видят перед собой, кроме своей белой кожи! Народ моей матери куда выше вашей расы во всем, абсолютно во всем.
— Дорогая… — Он попытался обнять ее, но она резко его оттолкнула.
— Мой народ, — это добрый народ, которого принудили силой уйти на болота. Это сделали воинственные племена — первые белые, прибывшие на эти ручьи люди — кайюны, с которыми дурно обращались, умирали с голоду. Мой народ принял их в своих деревнях. Он давал им пищу, разрешал своим красивым девушкам, своим дочерям, выходить за них замуж. Даже моя бабушка, которая была принцессой, была отдана за француза. Вот какая у меня раса, а ты считаешь, что я неспособна как следует воспитать свою дочь? Этого я тебе никогда не прощу!
Он побледнел, но не сдавался.
— Не я придумал эти правила, Клео, и я никогда не утверждал, что они справедливы. Я просто хочу предоставить своей дочери шанс. Она будет иметь все то, чего я не могу тебе дать: счастливый брак, отличный дом, детей, которые смогут путешествовать по всему миру и иметь, и добиваться всего, чего пожелают. Разве ты не хочешь этого для Орелии? Я знаю, что тебе трудно. Я тоже скучаю по ней. Если ты любишь свою дочь, если ты лишена эгоизма, то поймешь, почему я так поступаю.
— Поймешь? — Она, взвизгнув, бросилась на него. — Ты ничего не понимаешь! Ты даже не представляешь, что ты со мной делаешь! Ведь она — плоть от моей плоти! Ты ничего не понимаешь! Какое же ты чудовище.
— Вернись ко мне, Клео, — умоляюще сказал он. — Мы будем вместе следить за ней на расстоянии.
Она, повысив голос, сказала:
— Ты утверждал, что купил Эстер для меня, но в полиции ты представил ее как беглую рабыню. Это она вынянчила меня, вернула мне здоровье после того, как Берта нанесла мне удар ножом!
— Она твоя, — хрипло пробормотал Иван. — Схватив листок бумаги со стола Ли, он, обмакнув перо в чернильницу, быстро набросал купчую. Потом отдал ее Клео. — Ты вернешься ко мне? Я все для тебя сделаю, дорогая…
Она засунула бумагу за лифчик. Взгляд в ее глазах вдруг охладил его.
— Ты говоришь о любви, — сказала она низким, едва сдерживаемым от гнева голосом: — Когда я любила тебя, то отдавала тебе себя бескорыстно, ни о чем не спрашивая. Я ничего от тебя не утаивала. Когда ты сказал, что будешь заботиться обо мне, мне казалось, что ты будешь отдавать мне всего себя целиком, без утайки, как и я. Но ты делал это лишь частично, разве это не так, Иван? И ты считаешь, что самое главное ты мне уже отдал. Но я получила не всего мужчину, а лишь его половину!
— Клео, я люблю тебя!
— Твоя любовь дала мне Орелию, и она для меня — все на этом свете. Но ты украл ее у меня!
— Клео, любовь моя, пожалуйста…
Последние комментарии
22 часов 35 минут назад
1 день 6 часов назад
1 день 21 часов назад
2 дней 1 час назад
2 дней 1 час назад
2 дней 1 час назад