Прекраснейший текст! Не текст, а горький мёд. Лучшее, из того, что написал Михаил Евграфович. Литературный язык - чистое наслаждение. Жемчужина отечественной словесности. А прочесть эту книгу, нужно уже поживши. Будучи никак не моложе тридцати.
Школьникам эту книгу не "прожить". Не прочувствовать, как красива родная речь в этом романе.
Интереснейшая история в замечательном переводе. Можжевельник. Мрачный северный город, где всегда зябко и сыро. Маррон Шед, жалкий никудышный человек. Тварь дрожащая, что право имеет. Но... ему сочувствуешь и сопереживаешь его рефлексиям. Замечательный текст!
Первые два романа "Чёрной гвардии" - это жемчужины тёмной фэнтези. И лучше Шведова никто историю Каркуна не перевёл. А последующий "Чёрный отряд" - третья книга и т. д., в других переводах - просто ремесловщина без грана таланта. Оригинальный текст автора реально изуродовали поденщики. Сюжет тащит, но читать не очень. Лишь первые две читаются замечательно.
пришлось с ним здороваться, бегали к нему тайком на сеансы в надежде, что он напишет хороший портрет. Однако, несмотря на то, что попойки в кабачке под названием «Давай-ка пошалим», где он показывался ежевечерне или почти каждый день, должны были ему обходиться в немалые суммы, — никак не меньше тех, что приносили самые высокооплачиваемые картины, — разве не позволял себе художник роскоши отказываться от заказов? Разве не отклонял просьбы дам, стремящихся ему позировать, под ничего не значащими и даже весьма обидными для них предлогами, разве не перечислял недостатки внешности бедняжек с едва прикрытым насмешливой слащавостью бесстыдством?
Зецкой жил в самом центре бывшей французской колонии, в квартире на верхнем этаже, откуда открывался прекрасный вид на сады Ку-Ка-За.
Когда Флориана около пяти вошла в мастерскую, Зецкой в шелковом балахоне стоял у мольберта, а хрупкая китаянка Твен-Квин, которую он перекрестил в Лотос, склонилась в уголке над чашками, от которых исходил тонкий аромат отличного чая.
— Привет, Sweety![2] — не оборачиваясь, произнес Зецкой. — Что-то вы запоздали…
— Сама знаю, — сухо ответила Флориана.
Лотос, бросив чайники с чашками, засуетилась вокруг гостьи: помогла снять пальто, протянула ручное зеркальце.
— Спасибо, Лотос, — кивнула Флориана.
Лотос полуприсела в европейском книксене, ее личико цвета слоновой кости не выразило никаких чувств.
Зецкой, казалось, был по-прежнему целиком поглощен картиной, над которой работал.
— Знаете, что мне всего труднее дается, Sweety? — спросил он вроде бы без задней мысли. — Ваш рот. А я-то меньше всего беспокоился по этому поводу…
Флориана подошла к художнику и положила руку ему на плечо.
— Петр, я места себе не нахожу от тревоги. Моему мужу, кажется, все известно о наших отношениях.
— А разве мы не подозревали? — удивился Зецкой. Он разогнулся, поцеловал ладонь Флорианы, чуть задержав руку молодой женщины у своих губ. — Если не ошибаюсь, он уже пробовал намекать на это и прежде.
Флориана почти грубо выдернула руку.
— Какие там намеки, Петр! Только что между нами произошла безобразная, чудовищная сцена! Он знает, что мы постоянно встречаемся. Он… он дошел даже до того, что стал угрожать вам…
— Ах, как это меня огорчает, — начал Зецкой тоном человека, которому сообщили, что он унаследовал миллион. — Нет, на самом деле, я ужасно, ужасно огорчен. Я так высоко ценю вашего мужа…
— Но беда в том, Петр, что мой муж отнюдь не так высоко ценит вас! Скажите-ка мне… Не совершали ли вы — в обозримом прошлом — чего-то такого… ну, каких-то неподобающих поступков, хотя бы одного, который и теперь можно поставить вам в вину?
Зецкой пожал плечами.
— Я не убивал своей матери, если вы это имеете в виду. Лучшее тому доказательство — то, что она до сих пор жива. А что до князюшки, моего отца… Скорее он убил бы меня, чем наоборот. Чашечку чаю?
— Нет, спасибо.
Зецкой стоял перед ней — очень худой, очень высокий, казавшийся еще выше из-за длинной шелковой блузы, ниспадавшей с широких плеч прямыми складками.
— Разоблачайтесь! — бросил он.
Флориана огляделась вокруг.
— А куда подевалась ширма?
— У меня были долги.
— Я предпочла бы переодеться в другом месте.
— Как угодно… Лотос!
Китаянка едва успела присесть. Секунда — и она снова была на ногах.
— Вы получили… получили… — начала Флориана.
Зецкой покачал головой.
— Не раньше, чем завтра или послезавтра. «Лиззи Торнхилл» была досмотрена, — добавил он тихонько.
— Но, Петр!
— Знаю, знаю… — отозвался Зецкой. — Поторопитесь, световой день кончается.
Лотос невозмутимо ждала, держась за ручку двери, ведущей в спальню. Взгляд служанки казался непроницаемым, и Флориана знала, как трудно его разгадать. Доказательством могло послужить то, что она нередко размышляла о нем. Такой темный, такой пристальный, такой настойчивый взгляд. Взгляд человека неудовлетворенного, неутомимого, чего-то поджидающего. Именно потому Флориана никогда не забывала говорить китаянке: «Спасибо, Лотос»…
Когда молодая женщина появилась снова — с распущенными, разбросанными по плечам волосами, в шелковом платье, напоминавшем блузу художника тем, что складки спадали вниз подобием водопадного каскада, — она с порога проговорила:
— Петр…
— Да знаю же, знаю! — снова повторил портретист, теперь уже не скрывая раздражения. — Вас тяготит ожидание. Но теперь это вопрос часов. «Мэри Конрад» придет завтра… Чашечку чаю?
Флориана села, помолчала, потом неожиданно взорвалась:
— Сколько раз надо вам говорить, что нет, нет, нет! Сколько раз надо повторять, что я ни-ког-да не пью чай!
Зецкой повозил кистью по мелу, затем погрузил ее в свинцовые белила: он очень любил смешивать краски, даже те, что смешивать было не принято.
— Повторяйте всякий раз, как я вам его предложу! — усмехнулся он. И добавил: — Разомкните губы. Рот должен быть таким, будто
Последние комментарии
22 часов 48 минут назад
1 день 9 часов назад
1 день 21 часов назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 5 часов назад
2 дней 7 часов назад