С бреднем [Николай Александрович Лейкин] (fb2) читать постранично, страница - 4

отвѣчалъ:

— Налимы, баринъ, на ночлегъ подъ берегъ не становятся.

— Отчего?

— Оттого, что у налима нора есть. Налимъ съ домомъ. У него въ берегѣ, гдѣ-нибудь между корнями нора — вотъ онъ тамъ и сидитъ. Самая хитрая рыба этотъ налимъ. Ой-ой-ой, какая хитрая! Ужъ на что баринъ Плюшкевичъ хитеръ! А налимъ его перехитритъ.

— А должно быть этотъ Плюшкевичъ порядкомъ тебѣ надолызъ! — замѣтилъ Укромновъ.

— Мнѣ что! А вотъ Клюквинскіе крестьяне, такъ тѣ свѣчки за него кверху ногами ставятъ, чтобы лихорадка его затрясла.

— Отчего-же онъ такъ клюквинскимъ крестьянамъ солонъ?

— Да изъ-за всего. А больше изъ-за скота.

— Какъ такъ изъ-за скота?

Калистратъ поднялъ палецъ и погрозилъ Укромнову.

— Повремените маленько разговаривать Константинъ Павлычъ, — тихо сказалъ онъ. — Кажется, щуку обошли, и матерую щуку. Тише… А то попугаете. Вылѣзай, Уварка, вылѣзай на берегъ… Довольно.

Парень выскочилъ на берегъ, придерживая одинъ конецъ бредня. Калистратъ ловко завернулъ бредень и проговорилъ:

— Готово. Если есть, подлюга, то ужъ теперь не уйдетъ.

— Тащить? — спрашиваетъ Уварка.

— Тащи.

Вытащили бредень. Въ сѣти лежала запутавшись щука фунтовъ въ шесть вѣсомъ.

— Господи Іисусе! Вотъ такъ рыбина! — удивился Уварка.

— Попалась, голубушка, — шепталъ Калистратъ. — Не вороши бредень, Уварка, не вороши. Постой… Надо ей прежде загривокъ свернуть. А то ускочетъ, какъ сѣть развертывать будемъ. Она хитра.

И Калистратъ, наступя колѣномъ на бредень, сломалъ позвоночникъ у головы рыбы.

— Щука? — спросилъ Укромновъ Калистрата, разсматривая рыбу сквозь очки.

— Она самая. Теперь не уйдетъ. Вотъ, ваша милость, у васъ не только на уху, а и на заливное будетъ. Видите, что значитъ верба! Видите, что значитъ подъ деревьями ловить! А будь Плюшкевичъ не собака на сѣнѣ, такъ мы теперь на его берегу подъ деревьями уйму-бы рыбы выловили. И мнѣ на двѣ селянки хватило-бы, не только вамъ.

— Я тебѣ дамъ, Калистратъ… Я тебѣ маленькихъ щукъ отдамъ, которыхъ раньше словили, — пообѣщалъ баринъ.

— Тутъ плотвы еще съ десятокъ есть! — вскричалъ Уварка, развертывая бредень и выбрасывая на траву большую щуку съ открытымъ зубастымъ ртомъ, уже уснувшую. — Ерши тоже есть, окунь…

— Уловъ богатый! что говорить! — любовался Калистратъ. — Еще закидывать будемъ или почивать ужъ отправляться? — спросилъ онъ барина.

— Еще-бы окуньковъ парочку для Еликаниды Ивановны. Маленькихъ щукъ, плотву я тебѣ отдамъ. Отъ плотвы уха горька. А окуньковъ парочку надо.

— Ну, пройдемъ еще разикъ-другой… вонъ тамъ къ каменьямъ-то поближе… Перетаскивай, Уварка, одежу. А я бредень понесу.

Стали переходить на новое мѣсто.

— Такъ что-жъ ты давеча про клюквинскій скотъ-то сталъ говорить? — напомнилъ баринъ Калистрату.

— Ахъ, да… И задумалъ, изволите видѣть, этотъ Плюшкевичъ крестьянской потравой жить, — началъ Калистратъ.

— Какъ это такъ? — недоумѣвалъ баринъ.

— А чья скотина къ нему на лугъ зайдетъ, сейчасъ изловитъ ее, загонитъ и за потраву взыщетъ рубль серебра. А луга у него незагороженные. Да и сданы они у него подъ покосъ лавочнику и дворнику, что у насъ постоялый дворъ держитъ. Ну, разъ загналъ, два загналъ, три, четыре — крестьяне острастку на счетъ скота стали держать. Что-жь, вы думаете, онъ съ своей дочкой-вѣдьмой придумывать началъ? Сталъ съ хлѣбомъ за кусты садиться. Сядетъ въ кусты да и манитъ проходящую корову или лошадь, высовываетъ ей изъ-за куста хлѣбъ съ солью. И дочка евонная также съ хлѣбомъ сидитъ. Въ одномъ кустѣ онъ, въ другомъ она. А какъ корова на хлѣбъ польстится, да на лугъ войдетъ — сейчасъ они кричать:- «Потрава! Свидѣтелей сюда!» Ну, загонитъ корову, а потомъ хозяева и иди ее выкупать. Да вѣдь такъ разлакомился, что не только коровъ, а куръ крестьянскихъ сталъ крупкой къ себѣ приманивать, утокъ, гусей. А съ этими ужъ безъ разговора… Какъ заманилъ — тутъ и голову долой, а завтра въ супъ. Смотришь, Личарда его вѣрный Вавила ужъ супъ ему варитъ изъ заманенной курицы… Такъ вотъ тутъ-то и завопіяли клюквинскіе крестьяне. Ну, Господи благослови! Берись, Уварка, и заноси! Здѣсь мѣсто окуневое. Авось, для барыни, Еликаниды Ивановны, окуньковъ выловимъ.

Калистратъ поплевалъ на руки, взялся за бредень и полѣзъ въ воду. Полѣзъ и Уварка, но оступился въ водѣ въ яму, выпустилъ изъ рукъ бредень и ушелъ въ воду съ головой. Онъ тотчасъ-же вынырнулъ и закричалъ, фыркая:

— Батюшки, глубь-то тутъ какая! Какъ возможно тутъ рыбу ловить! Здѣсь совсѣмъ ловить невозможно. Да и тебѣ, дядя Калистратъ, тутъ не пройти. Тутъ яма. Лучше выходи. Надо на другое мѣсто перейти.

Они оба вышли на берегъ. Уварка стоялъ въ прилипшей къ тѣлу мокрой ситцевой рубахѣ, Калистратъ вытаскивалъ изъ воды пустой бредень и говорилъ:

— Эхъ, ты, рыбакъ! Ямы испугался! Это не яма, а омутокъ. Въ омуткѣ-то окуней и ловить.

— Нѣтъ, нѣтъ… И не подзадоривай его, Калистратъ, — сказалъ баринъ. — Въ такомъ глубокомъ мѣстѣ нечего ловить. Еще утонетъ, храни