Хорюшка [Олег Дмитриевич Трушин] (fb2) читать постранично, страница - 2

горихвостка. Пара соседских уток, пробравшись на Спиридонову пашню, копошилась в грязевой меже. Спиридон обошёл курятник, заглянул за заднюю стену, что примыкает к самому заборному горбылю, и, не найдя ничего подозрительного, вновь заглянул внутрь птичника. Причина злодеяния была одна — хорёк.

— Как пить дать хорёк! — повторил вслух свою мысль дед Спиридон. — Откуда ему тут взяться?

Спиридон взял в амбаре кошёлку-сенницу и, едва сдерживая слёзы, покидал в неё загубленных кур. Куры для старика были единственным утешением в хозяйстве.

Уже к полудню вся деревня знала, что хорёк порешил у Спиридона весь курятник. Жалели старика и обещали: как только появятся цыплята, дать ему на развод.

В СТАРОМ ЛОГЕ

Весна в тот год не радовала — кисла от проливных дождей и никак не могла набрать силу. Уже во второй половине февраля тепло погнало прочь снега. Но говорили в деревне, что не ко времени всё это. Полая водица подняла реки и озёра. На полях выбились на свет озимые. В середине марта на реках можно было поднять на крыло вернувшихся с зимовки уток, а на лесных болотинах, там, где лес сходился с топью, уже во всю мощь гремели глухариные тока. Но что-то в природе не заладилось, и весна отошла в сторону, отступила с теплом и погожими деньками. Захмурилось небо, посыпая землю снеговой сырью, забивая холодом народившуюся весну.

Там, где русло реки поднимала старая бобровая плотина, под корнями старого елового выверта в брошенной лисьей норе у молодой хорюшки родились детёныши. Они родились в тот день, когда в лесном овраге столетнего соснового бора зацвела фиолетовыми колокольчиками таинственная сон-трава.

После того как в лесу сошёл снег, хорюшка стала искать место для гнезда. Приглянулась прошлогодняя куча хвороста, оставленная лесорубами на самой окраине вырубки. Высокая, плотная, сухая — даже самый сильный дождь не мог пробить тщательно уложенные одна к одной молодые берёзки. Только однажды приехали на вырубку лесозаготовители, развели большой костёр и сожгли весь порубанный с осени ветляк. Хорюшка едва выскочила из-под самых колёс машины, незамеченной метнулась в сторону, туда, где не было людей, и скрылась в молодой можжевеловой поросли. Затаилась в ломе и ещё долго слушала гул машин, людские голоса и чувствовала едкий запах дыма костра, уничтожившего её дом.

Нужно было искать новое убежище. Пробираясь по берегу лесной речки, она набрела на старую, заброшенную лисью нору, вырытую под корневищем упавшей ели. Хорюшка долго осторожничала, не решаясь заглянуть в глубь норы, кружила вокруг неё, отходила далеко в сторону, примечала — нет ли поблизости лисьего следа. И только после того, как определила, что нора пуста, смело юркнула в неё. Глубокая с отнорком, она понравилась хорюшке. Некстати было только одно — близость бобровой плотины, из-за которой в округе стоял сильный шум.

В ельнике всполошно перепархивали рябчики. На старой сушине выстукивал дробь дятел. Глухарка, шумно захлопав крыльями, села на вершину ёлки, что росла поблизости от лисьей норы.

Однажды хорюшка услышала, как возле норы остановились люди. Они долго о чём-то разговаривали, стучали по упавшему дереву, а потом ушли речной бровкой в сторону деревни. Хорюшка хорошо знала эту деревню, давно привыкла к ней и даже наведывалась туда в поисках пропитания. В этой деревне она сама появилась на свет — в глубине поленницы дров, где мать хорюшки и выстроила себе гнездо. В окрестностях деревни прошло её время знакомства с окружающим миром. Тогда семья хорей жила в полуразрушенном погребе сарая, что стоял на отшибе одного из домов. В деревне не нужно было думать о еде — она всегда была рядом. Деревенские хлева в любое время года привлекали к себе мышей, и там можно было хорошо на них поохотиться. Отпугивали лишь дворовые собаки да кошки — конкуренты в мышиной охоте. А если повезёт, то можно было наткнуться и на доёнку — миску с высокими краями, — на дне которой всегда оставалось немного сытного козьего молока. Хорюшка чаще всего заглядывала в хлев дома на самой окраине улицы, пробираясь туда через выпиленный кошачий лаз. Случалось, что, наохотившись, хорюшка оставалась на днёвку на сеновале — чердак хлева был всегда плотно набит под самую кровлю терпко пахнущим сеном. Устраивалась, свернувшись калачиком, где-нибудь в глубине сеновала и там отдыхала, а хозяева дома и не подозревали, что живут по соседству с хорем.

Родилась хорюшка не такой масти, как все её братья и сестры, чёрно-бурые, а рыжей, словно палый осенний лист. Окрасом она резко выделялась среди своих сородичей и порой получала от них довольно крепкую трёпку за то, что не уродилась, как все. Хотя среди всех них рыжуха была самой проворной, неотступно следовала за матерью при переходах и первой из всех принесла в семью добычу — огромную домовую крысу. Но время взросления осталось давно позади, и теперь у хорюшки у самой были детёныши, которых нужно