Это я, Дюк [Тина Юбель] (fb2) читать постранично, страница - 3

пингвиньих колоний, которые иногда показывают по телевизору. Говорю Дюку, что мне нравятся фильмы про животных, в них есть что-то, что навсегда утрачено, почему-то чаще всего показывают фильмы про гепардов, — но Дюка нет. У меня кружится голова, я спотыкаюсь, а потом опускаюсь на колени прямо в прибой. Штаны мокрые, а во всем остальном очень даже приятно. Вокруг меня невозмутимо шумит море. Ты решил помолиться или что, говорит Дюк. Неожиданно он оказывается в темноте совсем рядом, его лица не видно, только огонек сигареты. Не-а, просто опустился в воду и сейчас вымокну окончательно. Хорошо. Тебе тоже стоит попробовать. Дюк садится. Холодно, говорит он. Пойдем поплаваем. Я протягиваю ему руку, он помогает мне подняться. Дюк плывет рядом со мной. Из-за проклятой темноты я его почти не вижу. И волн почти не видно, замечаешь только, когда они тебя захлестывают. Они соленые. Я думаю, что стал трезвее, а может быть, и нет. Похоже на «Белую акулу», ору я Дюку, первая часть, сцена номер один. Давай играть в «Белую акулу». Ставшая классикой музыка из «Белой акулы» заглушает шум моря. Плыву к бую. Он качается на волнах. Из глубины появляется огромная акула и откусывает от меня целый кусок, но я на нее не обижаюсь, для акул это дело обычное. А потом акула вцепляется в меня и тащит под воду. Я вскрикиваю и слегка отбрыкиваюсь, ведь мне так положено. Дюк вытаскивает меня наверх. Я протестую, потому что он мешает мне тонуть, но он возражает: раз он Дэвид Хассельхофф, то ему тоже так положено. Тут уж ничего не поделаешь. Нет здесь акул, говорит Дюк, все акулы куда-то пропали. Водоросли, а может быть, и не они, задевают мое тело — забавное ощущение. Главное — нет медуз. «Водный мир» не фильм, а дерьмо, говорю я, у Кевина Костнера в «Водном мире» видны мурашки. Я теряю бдительность, в рот попадает вода, начинается кашель. Кевин Костнер нагоняет на меня тоску, кричит Дюк, — сейчас мне его не видно, наверное, уже за следующей волной. В его голосе ощущается соль. Давай играть, как будто мы плывем всё вперед и вперед, а потом выбиваемся из сил и тонем, говорит откуда-то Дюк. Это штамп, причем дурацкий, говорю я. Или я это только подумал? Не поймешь. Вокруг меня сплошной шум. Шлеп-шлеп — вот так. Это один из штампов, что-то вроде тех открыток, которые можно купить на остановках у шоссе, говорит один из нас. Поворачиваюсь и смотрю на пляж и на темные дюны: пляж светлее, чем море, его вид внушает спокойствие; только что чуть было не испугался, но страх прошел — passe, сказал бы Дюк. Теперь я его не слышу, да и не вижу, — вокруг одно сплошное море. От моря щиплет глаза. Соль, думаю я. Мысль, лишенная всякой мысли. При таком шуме легко потерять ориентировку. Поднимаю голову и смотрю на черное небо. Через меня перекатывается волна. Шлеп, говорит она. Странно все это, думаю я, и еще думаю, что слово «странно» какое-то странное. При случае нужно будет сказать об этом Дюку. Плыву к берегу. Вижу в темноте монолит из шезлонгов и пытаюсь представить, что я потерпел крушение и меня выбросило на остров Пасхи, но ничего не выходит: шезлонгам не хватает величавости, издалека они похожи разве что на кладбище животных. Выбираю волну, которая выбросит меня на берег. Волна выбрасывает меня на берег. И я лежу. Подружки моей волны перекатываются через меня. Изображаю выброшенные на берег предметы. Больше всего мне нравится быть сплавным лесом. Я выгорел на солнце, да при этом, как выясняется, еще и страшно замерз. Сзади холодный ветер, впереди — холодные волны. Кое-как встаю и спрашиваю себя, где может быть Дюк. Меня слегка покачивает. Бреду вверх по пляжу все дальше от воды и натыкаюсь на нечто — это могло бы быть моей одеждой. Одеваюсь. Потом выпиваю полбанки выдохшегося пива, которое стоит рядом. Открываю новую банку и опять пью. Сижу, обдуваемый ветром, пью и слушаю шум моря. Шлеп-шлеп, говорит море. Шумит. Дюк садится возле меня, я не слышал, как он подошел. Он мокрый и соленый. Дай мне сигарету, говорит Дюк. Где ты был, спрашиваю я. Я плыл все вперед и вперед, пока меня не оставили силы, говорит Дюк. А потом, спрашиваю я, лишь бы что-нибудь сказать. А потом я утонул, говорит Дюк и курит. Даю ему пиво и рубашку и спрашиваю, как это было. Мокро, отвечает Дюк, и солено. А ты как думал? Я не отвечаю, а смотрю на прибой. Прибой шумит. Дюк сидит рядом и курит.

3

Скучно, и идет дождь, говорит Дюк. Он сидит напротив меня за столом у себя на кухне, курит и смотрит в окно. Идет дождь. Смотрю на Дюка и жду, когда он заговорит, но он молчит и смотрит в окно. Он смотрит на дождь в тот момент, когда идет дождь. Наконец, чтобы сказать что-нибудь, я говорю: Дюк, давай поиграем. Мне в лом, говорит Дюк. Он курит. Дождь идет. Ничего не происходит. Это же скучно, Дюк, говорю я. Поиграй в приготовление кофе, говорит Дюк. Я встаю и варю ему кофе. Небо мрачное, оно бросает в кухню Дюка мрачный свет, если, конечно, существуют такие вещи, как мрачный свет. Мне такой свет действует на нервы. Включаю лампу, но Дюк поднимается и снова щелкает выключателем. Потом возвращается к столу