Не много ли для одной? [Александра Ефимовна Чистякова] (fb2) читать постранично, страница - 2

крупы, картошки, капусты, масла, и дали повара, а убирали девочки старших классов по очереди. Вот где было веселье. У нас комнаты с мальчиками были разные, а кухня общая. Выпускалась стенная газета. Отмечали плохих и хороших. Каждую неделю проводились пионерские сборы. Там критиковали друг друга и на это не сердились. Во время выполнения домашних заданий приходили учителя из школы. Помогали тому, кто отстает, или что-нибудь не понял. В свободное время устраивали игры и танцы. С нами была гармошка, гитара и балалайка. Этот год у нас пролетел незаметно. Несмотря на то, что на четверых у нас было двое валенок и пальто с жакетом. Потом папу перевели в другую деревню. Там тоже жили неплохо. Зимой учились рядом, ставили маленькие постановочки, в то время в нашей семье появился брат Гоша. Вот уж мы радовались с Катюшей!

Вскоре папу опять отправляют в Тяжин, и мы с ним. Там мы с Катюшей учились в третьем классе. Купили нам с ней одинаковые ботинки и платья. Мы боялись ходить много: берегли ботинки. Как приходили из школы, свертывали платья и сразу разувались. Но горе нас опять не покинуло: мама снова заболела. Папа опять отправил ее в Томск, а сам стал попивать и не стал приходить даже ночью.

Полина училась в шестом. Тоже почуяла слабинку, уроки выполнять не стала, а к весне совсем бросила. Когда вернулась мама, хорошего у нас ничего не было. Валенки у нас с Катей порвались: идешь и портянки за собой волочатся. Отец сдружился с какой-то дояркой и что-то наделал. Мама взяла с ним развод, а он уехал неизвестно куда.

Мама в Тяжине жить тоже не захотела. Поехали мы в Малоитатку, где жила бабушка и наш крестный. Немного пожили. Потом, как нарочно как будто кто поджег, сгорело шесть домов, среди которых был бабушкин. Мы оказались без крова. Мама уехала одна, Лиза еще до пожара вышла замуж, мы с Катюшей в люди пошли: я в няньки, Катюша в прислуги.

Год неурожайный, хлеба было мало, работали за кусок хлеба. Моя хозяйка была свинаркой. У нее росли две девочки. Я всячески старалась уважить хозяйке. Водилась и мыла полы, стирала подстилки и детское белье, иногда стряпала и доила корову. Когда наступал хозяйкин черед пасти свиней, я ходила за нее. Мы пасли вчетвером: два подпаска и еще свинарка. Подпасками были две Шуры: один Бруев, которого я полюбила с первой встречи, второй Пожидаев. Я с ними никогда не разговаривала. Потому что мое положение не блистало. Крестный от нас совсем отказался, я была очень бедной.

Я все больше влюблялась в этого Шуру. Не знаю почему, но я его стеснялась, мне не хотелось показываться ему в глаза, когда на мне было грязное или рваное платье, или в то время, когда я делала то, что непосильно. Например, ведра у хозяйки были большие, а я еще маленькая, так носила воду рано утром, чтобы он не видел, так как он жил наискосок от нас, через дорогу.

Однажды, когда свиньи улеглись, оба Шуры подошли ко мне. Стали спрашивать: «Почему ты с нами не разговариваешь? Ведь нам уже скучно с тобой становится. Ходишь, мурлычешь песенки, а нам и слова сказать не хочешь». Я ответила, что мне им рассказывать нечего и спрашивать их не о чем. У вас, говорю, книги есть прочитанные, учебники, а у меня пеленки. Я покраснела, и мельком глянула на Бруева. Он глядел на меня как на какую-то карту, которую он хотел изучить. Потом мы опять разошлись, так как наше стадо поднялось, но к вечеру Бруев мне крикнул: «Эй, нянька, возьми!» Он кинул мне красивую вырезанную тросточку, на которой было написано: «Кого люблю, тому дарю навечно». Я взяла эту тросточку и вся загорелась огнем, а сама подумала «Хоть бы он не увидел, что я так покраснела». Потом он писал мне записочки и передавал их с моим сродным братом Васей.

Подошла глубокая осень, на трудодень пришлись граммы. Каждый человек стал рассчитывать на себя, а нам отказали. Мы с Катюшей попросились к одной женщине, у нее муж уехал на производство, а она жила с двумя маленькими сынами. Иногда соседи приносили нам картошек, капусты, но хлеба не было. Мы вынуждены были просить милостыню. Но как идти, ведь во всех деревнях знают нас и наших родителей! Что же делать, чтобы прожить хоть зиму? Все же я Катюшу упросила, пойдем, говорю, по родне, хоть накормят и то ладно. Пошли мы на ту заимку, где жили с родителями, к отцову дяде и его жене и правда, бабушка Мария не выгнала нас. Накормила досыта и насыпала муки килограммов десять. Мы от радости чуть не бегом бежали до своей квартиры.

Однажды зовет меня мой крестный. Я думала, дать чего-нибудь хочет, все же у них и мясо, и сало, и молоко, картошки много, но он не за этим звал. Он объявил, что завтра повезет меня и малого брата Гошу в Тяжин к маме, так как ему мешал этот Гоша. Томочка водилась с мальчиком его жены, а Гоша совсем был не нужен. До станции приехали на лошади и сразу сели на поезд. Приехали в Тяжин, а матери там не оказалось, он обратно, и я за ним, Гоша у него на руках, видно, ему билет не нужен был, а меня остановили. Я говорю, что я с ним — показываю на крестного с женой, а крестный говорит, что мол нет, она не с нами. И