Пернатые артисты [Владимир Леонидович Дуров] (fb2) читать постранично, страница - 2

добивался добрым словом и терпением.

Нет возможности на нескольких страницах рассказать о всех достижениях друга зверей В. Дурова: об его дрессировке морских львов, исполняющих самые сложные номера, о театре кроликов, где зверьки разыгрывают целую пьеску трудового дня фабричного города, изображают матросов, пожарных, тушат пожар, дают сигналы на корабле, возят муку в тележках и т. д. Удивительны упражнения лисиц, качающихся на трапеции, танцующих, прыгающих через большие пространства; занятна дуровская железная дорога, где самые разнообразные звери исполняют обязанности кондукторов, начальника станции, стрелочника и пассажиров…

Имя Дурова известно не только в России, но и за границей.

Кочевая жизнь подрывает силы. И пришлось подумать артисту об отдыхе для себя и зверей. В. Л. устроил себе постоянный уголок в Москве, на Старой Божедомке.

В феврале 1924 года «Дуровский Уголок» был переименован в «Практическую лабораторию по зоопсихологии».^[1] Осуществились отчасти мечты В. Л. — создать учреждение, где бы ученые могли видеть жизнь животных изо дня в день, учась и наблюдая.

В. Л. не перестает неутомимо работать со своими четвероногими и пернатыми питомцами и с каждым днем открывать в них новые способности.

С ним вместе работает ряд известных профессоров.

За время своей долгой работы В. Л. сделал много открытий, имеющих научное значение. К ним можно отнести открытие творчества у животных, между прочим, у попугая (см. рассказ о попугае); законы природы, благодаря которым В. Л. Дуров мог смело дружиться с разными хищниками: медведями, львами, волками и т. д.; так называемое преобразование инстинкта животных (например, кошка живет в дружбе с крысой, крыса — с мышью, волк — с козлом, лисица — с петухом и т. д.); открытие новых способностей у человекоподобных (у обезьяны шимпанзе). В. Л., воспитывая свою обезьяну Мимуса как человека, открыл в ней способности к пантомиме и разговорной речи, а также и к рисованию. Мимус научился рисовать нолики и говорить четыре слова: «папа», «деда», «по» (попугай) и «пыть-пыть» (не надо); он научился различать смысл картин и рисунков: целовал обезьянку на картине, изображающей плачущего шарманщика и воющую собаку, приближающуюся к трупу обезьянки. На собаку он плевал.

В. Л. принадлежит целый ряд изобретений, облегчающих так называемое применение живой силы пользу человека. Некоторые из этих применений могут сыграть в будущем некоторую роль в войне: морские львы могут спасать утопающих, ловить рыбу, срезывать мины, стоящие на мертвых якорях, служить подводной почтой, взрывать корабли и т. п., орлы — снижать неприятельские аэропланы; собаки — уничтожать проволочные заграждения.

Главным из своих научных успехов В. И. Дуров считает открытие нового закона, благодаря которому человек может заставить животных по заранее определенному плану переживать по его воле всевозможные желания и чувства; например, В. Л. Дуров заранее, по установленной им программе, заставляет животных производить различные действия. По его желанию крысы почесываются, умываются, потягиваются, зевают, выражают желание играть и т. д. Все это достигается путем внушения.

Работы Дурова продолжаются сейчас; совместно с профессорами производятся все новые и новые опыты и достигаются новые успехи.

Попугаи

I

Зеленый Попочка

Все привыкли при виде попугая ждать от него человеческой речи, и ни одна из птиц, действительно, не способна так хорошо произносить человеческие слова, как попугай.

В Москве, на Старой Божедомке, я устроил уголок, где живут мои животные, где я произвожу над ними мои научные наблюдения и где находится кладбище моих бывших питомцев — зоологический музей, наполненный их чучелами.

У меня в приемной стоит большая клетка с зеленым попугаем. Он живет у меня довольно давно, великолепно подражая голосу человека. По целым часам Попочка, как мы его называем, болтает, говорит много разных слов. Стоит только кому-нибудь сесть за рояль, и Попочка с поразительной верностью подхватывает мелодию.

Пение Попочки заставило меня обратить на него серьезное внимание.

Остановившись перед клеткой, я смотрел на красивую птицу, которая мерно раскачивалась и, в такт музыке помахивая хвостом и крыльями, точно танцовала. Ее движения строго согласовались с ритмом музыки.

Очень часто я наблюдал эти движения под звуки рояля или похожего на виолончель инструмента моего изобретения. Случалось, что Попочка двигался и под свое, «попугайное» пение. Он, как серьезный музыкант, никогда не сфальшивит; но, вслушиваясь в его пение, я заметил в нем и другое: в знакомый мотив он вносит что-то новое, он поет как бы что-то сочиняя свое, переделывая по-своему мелодию: то забежит вперед и берет правильно последующие ноты, — всегда в тон, то в том же тоне, в каком слышит аккорд, он берет низкую или высокую ноту, подражая человеку и никогда не