Алексей Пичугин - пути и перепутья (биографический очерк) [Bepa Васильева] (fb2) читать постранично, страница - 3

православие. Его бабушка Ирина Ивановна, мама Аллы Николаевны, была человеком религиозным, посещала церковь и привила своей дочери, а потом и внукам православную культуру. Это не было, в отличие от тенденций наших дней, данью моде: на дворе стояли советские доперестроечные времена, когда за веру если уже и не часто преследовали, то и не жаловали.

Потом, в заключении, вера поможет Алексею Пичугину выжить, сохранить себя как личность.

«Алексею Владимировичу так держаться помогает Господь Бог», – поделился со мной впечатлениями бывший сокамерник Пичугина по «Матросской тишине» Александр Маркин^[2].

В «Черном дельфине», колонии ФБУ ИК-6 города Соль-Илецк Оренбургской области^[3], Алексей перечитает книги Александра Меня, Георгия Чистякова, Зои Крахмальниковой и других религиозных мыслителей, которые ему будут присылать сочувствующие.

При этом, насколько можно судить из переписки, в отношении Алексея Пичугина к религии нет ничего общего с фанатизмом и догматизмом. Вера для него – дело очень личное. Но, к примеру, обвинительный приговор бывшему директору Музея и общественного центра имени Андрея Сахарова Юрию Самодурову и эксзаведующему отделом новейших течений Третьяковской галереи Андрею Ерофееву, по версии суда, «разжигавших ненависть к христианству в целом и православию в частности» выставкой «Запретное искусство-2006», Алексей Пичугин не поддержал. При том что экспонировавшиеся там работы современных художников, с которыми Алексей ознакомился по публикациям в прессе, у него, мягко говоря, восторга не вызвали.

Речь идет об уголовном деле по факту проведения в Сахаровском центре в марте 2007 года выставки «Запретное искусство-2006». В соответствии с замыслом кураторов, Юрия Самодурова и Андрея Ерофеева, на этой экспозиции были представлены художественные работы различных авторов, жанров и тематики, запрещенные в 2006 году к показу в российских учреждениях культуры без объявления законных на то оснований. Ее цель заключалась в исследовании проблемы внутримузейной цензуры. Таганский районный суд Москвы квалифицировал действия устроителей этой выставки как преступление, предусмотренное пунктом «б» части 2 статьи 282 УК РФ – «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства по признаку религиозной принадлежности и с использованием служебного положения».

...Начало 2007 года, зима. Мы с Аллой Николаевной идем к станции метро «Преображенская площадь» из СИЗО «Матросская тишина», куда только что отнесли для ее сына продуктовую передачу. Сумки всегда получаются тяжеленные, потому что продукты передаются с расчетом и на сокамерников. Алексей с ними всем делится. А Алла Николаевна ездит из Ногинска на электричке, поэтому я ей по мере возможностей помогаю. Передачи строго лимитируются по весу, по набору продуктов, причем в отношении последнего правила постоянно меняются. Подашь в окошко ненароком что-нибудь не то, в лучшем случае откажутся принять, а в худшем – сверток с «неправильным» содержимым полетит в твою сторону, сопровождаемый гневной отповедью.

Алла Николаевна предается воспоминаниям:

«По характеру Алексей всегда был мягким, добрым, открытым. В детстве, да и будучи взрослым, он никогда не обижался на мои замечания. А сколько Алеша бездомных кошек и собак домой приносил, ухаживал за ними! Однажды принес черного котенка, которому кто-то отрубил хвост. Он потом у нас долго жил. А в другой раз – собаку, дворняжку. Я ему: “Сынок, она же большой вырастет, а у нас так тесно!..” А он: “Мама, но мы ведь не можем ее бросить!” Пристроили на стройку, там за ней присматривали рабочие. Мы каждый день носили туда еду для Алешиного питомца».

Читатель-скептик наверняка заметит, что воспоминания матери всегда будут выдержаны в радужных тонах, каким бы ее ребенок ни был в действительности. Но вот впечатления совершенно постороннего человека – преподавателя из Петрозаводска Вадима Слуцкого, с которым у Алексея Пичугина, уже после того, как он оказался в «Черном дельфине», завязалась переписка:

«Его письма... поражают огромным интересом к жизни и к людям, искренностью – почти детской (что даже, на первый взгляд, странно для человека его профессии и опыта, притом, несомненно, сильного, твердого и мужественного), открытостью, какой-то удивительной чистотой души... Чаще всего в его письмах встречаются слова: “прекрасный”, “дорогие” и “спасибо”. Очень много восклицательных знаков»^[4].

Алексей с детства хотел стать военным. В старших классах школы, чтобы поступить в военное училище, он начал заниматься спортом, к которому сохранил приверженность на всю жизнь, даже будучи в тюрьме.

Рассказывает сосед по «Матросской тишине» Александр Маркин:

«Алексей Владимирович занимался восточными единоборствами и китайской гимнастикой. Рано утром, когда все еще спали, он делал растяжки и упражнения на концентрацию внимания и