Небо тебе поможет [Сильви Тестю] (fb2) читать постранично, страница - 4

доктор это заметил.

Наконец-то он был доволен и даже оживился.

— Так что же делает мать, когда ее малыши голодны, мадемуазель Тестю?

Чего он от меня хотел? Я не знала, как из всего этого выпутаться: давать и дальше бессмысленные ответы или вовсе умолкнуть?

Я выбрала второе. И хорошо сделала. Казалось, он и не ждал ответа. Ему достаточно было моего растерянного вида.

Он продолжил.

— А знаете ли вы, что делает птичка, чтобы прокормить свои карандаши?

Я молчала.

— Эх, мадемуазель Тестю, она покидает гнездо…

Он выдержал паузу, чтобы я могла проглотить эту новость.

Голос его посуровел. Это был момент истины. Развязка истории.

Своей второй, свободной рукой он вытащил стирку и тоже спрятал ее за спиной.

— Да, мадемуазель Тестю, мать оставляет птенцов одних в гнезде, чтобы самой добывать пищу. Она больше не может их защитить, как того требует природа. Она отправляется на охоту.

Он смотрел на меня. Это был очень важный момент.

— Птенцы беспомощны. Они чувствуют себя совсем беззащитными.

~~~

Я смотрю на свою ногу на педали газа.

Сегодня я обула красивые красные туфли.

Опаздываю, и у меня нет уважительной причины.

Вместо того чтобы собираться на ужин с друзьями, я писала картину.

Да, я рисовала в своей уютной гостиной, окруженная кисточками и тюбиками с акварелью.

Я писала картину, которая никогда не будет висеть на стене, настолько она бездарна.

Когда мой парень ее увидит, он даже не возьмет в руки дрель, чтобы уродовать стену в квартире ради этой мазни.

Когда я оторвала глаза от своего творения, часы на видеомагнитофоне показывали 21:45.

На час позже, чем я рассчитывала.

Я тут же вскочила. Заметалась по комнате, по коридору, по всей квартире, пытаясь наверстать потерянное время.

Я даже была готова поставить крест на принятии душа, чтобы ускорить сборы, но тут увидела себя в зеркале.

Меня осенило: разумеется, моя картина будет безобразной мазней, если я ее пишу в таком виде.

Я была по уши в краске.

Тут же начала стирать ее с рук, ног, ушей, локтей…

Я так старалась, что, выйдя из душа, была вся розовая.

Едва высушив волосы, кинулась в гардеробную.

Напрасно я металась в разные стороны, минуты все равно бежали быстрее меня. Выбор одежды окончательно усугубил мое опоздание.

Я уже не знала, что делать, чтобы задержать бег скачущих на циферблате стрелок.

Туфли…

Я смотрела на туфли, стоявшие в ряд на полу гардеробной комнаты.

Золотистые?

Нет. Слишком блестят. Для этого вечера они не подходили.

Красные?

Да, пожалуй… Красные.

Итак, я выбрала туфли, джинсы. Не хватало только майки или рубашки, или… в общем, мне не хватало верха. Не могла же я выйти без верха!

Серый? Или синий?

Иногда это настоящая головоломка! Я была в отчаянии. Меня бесит, когда одежда начинает своевольничать.

Я спешила. Все было против меня.

Разглядывала майки. Я видела их все перед собой, но это не помогало. Боже, пусть покажется хоть одна подходящая! Мне хотелось на них заорать.

Нужно было остановиться хоть на какой-нибудь. Подгоняемая временем, решила выбрать наугад.

Я провела рукой по полкам…

Схватила!

Все. Назад дороги нет. Никаких сожалений. Слишком поздно. Нужно было думать раньше.

Оказалось, я схватила хаки.

Майка цвета хаки. Джинсы. Красные туфли.

Если у кого-нибудь есть претензии, пусть выскажется сразу.

Поскольку возражений не последовало, я решила, что выбрала правильно.

Моя мама всегда говорила: «Молчание — знак согласия». Я всегда считала иначе: иногда короткая меткая фраза может заткнуть кого угодно.

Никто не протестовал. Значит, хаки.

Браслет. Кольцо. В уши уже вдеты красные шарики.

Как они подходят к моим туфлям!

Я натянула плащ и посмотрела, какой адрес — ресторан находился в центре Парижа.

Этим вечером я совершила подвиг, ведь умирала от страха при мысли о том, что надо выходить из дома.

Если бы смелость могла измеряться силой противостоящего ей страха, если бы она имела количественное выражение, если бы можно было судить о смелости по страху, который ты должна преодолеть, то я объявила бы себя самой смелой девушкой в мире.

На самом же деле большей трусихи, чем я, не только сама не встречала, но даже и не слыхивала о такой.

Фразу «я мыслю — следовательно, я существую» можно дополнить: я боюсь — значит, я храбрая.

Машина была припаркована внизу у дома.

— Вчера мне повезло, нашла свободное место перед домом, — сказала я себе громким голосом, чтобы усмирить трясущиеся руки, открывавшие массивную бронированную дверь квартиры.

Конечно же, у меня не получилось спокойно дойти до машины, но, по крайней мере, я добралась до нее благополучно.

«Тебе страшно, тебе страшно… Ты боишься всего, но не того, что будешь выглядеть смешной!» — много раз говорил мне мой парень. Он мне говорил это сквозь сжатые зубы, недовольный моим поведением. Сам он, конечно,