Марк Бернес в воспоминаниях современников [Коллектив авторов -- Биографии и мемуары] (fb2) читать постранично, страница - 3

В. Волкова из Костромской области; работавшей в госпитале блокадного Ленинграда, а позже ассистента режиссера Ф. Эрмлера на съемках «Великого перелома» Н. Зимацкой; курсанта, а потом фронтовика Н. Лукашова, бок о бок стоявшего с Бернесом в качестве статиста на съемках фильма «Два бойца», за который Марк Бернес получил боевой орден. Здесь же и рассказ корреспондента газеты бывшего советского Узбекистана В. Ивановой, запись беседы с Бернесом журналистки Н. Константиновой…

Личность Бернеса — искреннего и убежденного патриота страны, в которой он родился и жил, еще раз подтверждает, что настоящий патриотизм, оставаясь в русле традиций русской театральной, поэтической и песенной культуры, закономерно, широко и горячо сочетается с интернационализмом. Бернес пел песни о полюбившихся ему столицах Европы: «Злата Прага», «Пани Варшава», «Песня о Белграде», «Бухарест — пенье ласковое скрипок…». В песне, которую в Париже пели по-французски и которую вспоминал со слезами волнения состарившийся Ив Монтан, говорилось о близости парижских бульваров с московским Садовым кольцом. Касаясь самого близкого ему типа актера-певца, ведущего «беседу» с собравшимся залом, Бернес всегда подчеркивал особую близость ему сдержанно-мужественного типа Шарля Азнавура — в песне и великого Жана Габена — в кино.

Если говорить о народности Бернеса-певца — как же не обратить внимание на то, что сам он сравнивает себя с поразившими его в детстве слепыми лирниками — «рассказчиками» песенных историй. Итак — от украинских лирников, от русской народной мелодии — до уникального места первого подлинного русского шансонье, созвучного французским мэтрам. И более того — до предтечи так называемой «авторской песни», до мечты о «театре одного певца», когда бездумная концертная развлекательность побеждается драматургией песенного спектакля. Все это говорит и о тончайшей чуткости, и о постоянной устремленности Бернеса в завтрашний день.

Он ценил глубоко национальное искусство любимой им Югославии (и народ Сербии отвечал ему горячей любовью). Он был не просто потрясен трагедией города Крагуе́вац, но и незамедлительно стал «отцом» песни, посвященной расстрелянным югославским детям-заложникам.

В этой книге много веселых и увлекательных эпизодов, особенно связанных с воспоминаниями о молодом Бернесе (Е. Шатровой, А. Каплера, А. Кричевского).

Многие неизвестные ранее, бесценные штрихи биографии мастера открывают нам предысторию его творческого пути. Бернес был очень скуп на рассказы о своем раннем детстве. Но мы надеемся, что впервые приведенные факты положат все-таки конец разного рода сочинениям и преувеличениям, которые держатся на дешевой занимательности и «советских трафаретах».

А сколько неожиданных и важных «мелочей» для понимания развития незаурядной личности Бернеса дают нам собранные вместе иные, внешне непритязательные тексты и фотографии! Много раз, с особым благоговением называет вчерашний провинциальный подросток имя своего учителя по сцене Николая Мариусовича Радина — мужа Е. М. Шатровой. Мало того что этот забытый артист был носителем высокой общей культуры и внуком знаменитого балетмейстера Мариуса Петипа. Стоит вглядеться в фотографию Радина, с которой Бернес никогда не расставался! В этом внешнем облике, костюме, спокойной позе видится навсегда усвоенный Бернесом эталон «Человека Сцены», принявшего ношу традиций Русского драматического театра. Отсюда — не только подмечаемое многими щепетильное отношение Бернеса к своему костюму, которое было не от пустого щегольства, но и этический максимализм в его работе актера — даже в самых «незаметных» эпизодических ролях. Первая же из таких ролей в фильме «Человек с ружьем», буквально «из ничего» вылепленная им, принесла ему всенародную известность, орден «Знак Почета» и убедила в том, что в искусстве мелочей не бывает.

Из тех же поразительных и не замечавшихся ранее штрихов можно мимоходом открыть совершенно неожиданные сюжеты: размышления Бернеса о Паустовском, факты его близкого общения с Бабелем, особый личный интерес к Есенину (над квартирой которого в Петровском переулке он жил на десятилетие позже со своей первой женой).

И все же есть основания думать, что многие и знавшие, и любившие Бернеса не вполне осознавали и осознают по-настоящему великий масштаб его дарования! Ныне, когда произошло разрушение мелодической основы песенного жанра, а искусство эстрады стало большей частью бездуховной отраслью коммерции и бизнеса, такие понятия, как «великий» или «великая», обесценены и опошлены. Но, наверное, подлинное величие творца проверить можно не только тем, насколько его искусство прорвало «громаду лет», но и тем, насколько оно позволяет вести разговор о неких «основополагающих» вопросах. Показательно, что личность и судьба Бернеса дают возможность композитору А. Я. Эшпаю свежо и емко говорить о природе творчества вообще, о его психологии и особенностях