Белая гардения [Белинда Александра] (fb2) читать постранично, страница - 3

русские пережили подобные визиты. Японские военные командиры и их помощники предпочитали останавливаться в обычных жилых домах, а не в армейских казармах. Это делалось отчасти из-за того, что так они чувствовали себя в большей безопасности во время воздушных налетов авиации союзников, и отчасти, чтобы не дать местному движению сопротивления вступить в контакт с белыми русскими, которые приняли сторону Советов, или с сочувствующими китайцами. Единственный, кто отказал им, был друг отца профессор Акимов, имевший квартиру в Модегоу. Однажды ночью он просто пропал, и больше его никто никогда не видел. Но сейчас японцы впервые забрались так далеко от центра города.

Генерал что-то негромко сказал помощнику, и, увидев, что мать успокаивает собак и открывает ворота, я бросилась обратно в дом и спряталась под креслом, прижавшись лицом к холодной напольной плитке. Первой в дом вошла мать, придерживая дверь для генерала. Перед дверью японец вытер сапоги, потом сделал несколько шагов вперед и положил фуражку на стол рядом со мной. Затем я услышала, как мать повела его в гостиную. Военный говорил что-то одобрительное по-японски, и, хотя мать старалась продолжать разговор на русском и китайском, похоже, он ничего не понимал из ее слов. Я же задалась вопросом, почему он оставил своего помощника во дворе у ворот? Мать с генералом поднялись наверх, и стало слышно, как поскрипывают половицы в комнате, которая теперь пустовала. До меня донесся скрип открывающихся и закрывающихся шкафов, в которых хранилась посуда. Когда они спустились, по лицу генерала было видно, что он остался доволен. Однако беспокойство матери было очевидным: она переступала с ноги на ногу и нервно постукивала носком одной туфли. Генерал поклонился и тихо произнес: «Думо аригато гозаимашита». Благодарю вас. Взяв со стола фуражку, он заметил меня. У него были не такие глаза, как у остальных японских военных, которых мне приходилось видеть. Они были большие и выпученные, и, когда японец широко раскрыл их и улыбнулся, морщины у него на лбу поднялись до корней волос и он стал похож на огромную добродушную жабу.

По воскресеньям мы с отцом и матерью всегда ходили в гости к нашим соседям, Борису и Ольге Померанцевым, и те угощали нас борщом и ржаным хлебом. Эта пожилая пара всю жизнь занималась сельским хозяйством, но они были людьми общительными и открытыми всему новому, поэтому часто приглашали на наши встречи и своих китайских знакомых. До японского вторжения эти встречи проходили весело, с музыкой и чтением из Пушкина, Толстого и китайских поэтов, но, когда оккупация ужесточилась, веселья поубавилось. Все китайские граждане находились под постоянным надзором; чтобы выехать из города, приходилось вылезать из машин или рикш, показывать соответствующие бумаги’и кланяться японскому патрулю — только после этого можно было продолжить путь. Единственными китайцами, готовыми пройти через все это не ради того, чтобы попасть на похороны или свадьбу, а чтобы просто с кем-то встретиться, были господин и госпожа Лиу.

Когда-то они были весьма успешными промышленниками, но их фабрика по обработке хлопка перешла в руки японцев, и им удалось выжить лишь потому, что оба были достаточно предусмотрительными, чтобы не тратить сразу все, что удавалось заработать.

Когда после девяти дней траура мы собрались в воскресенье у Померанцевых, мать дождалась окончания обеда и рассказала про генерала. Она говорила взволнованным шепотом, разглаживая руками скатерть, которую Ольга доставала для особых случаев, и посматривая на сестру господина Лиу Ин-Ин. Молодая женщина дремала в кресле рядом с дверью, ведущей в кухню, и натужно дышала, а на ее подбородке поблескивала струйка слюны. Господин Лиу редко брал с собой сестру, предпочитая оставлять ее дома на попечении старших дочерей. Но, похоже, депрессия Ин-Ин усиливалась; иногда она целыми днями сидела молча, погруженная в себя, а иногда вдруг начинала ужасно кричать и расчесывать до крови руки. В этих случаях мистер Лиу приводил ее в чувство с помощью отваров из китайских растений и брал с собой, потому что не был уверен, что дети смогут справиться с ней.

Мать, казалось, старалась, чтобы ее слова не вызвали ни у кого волнения, но ее наигранное спокойствие лишь усиливало тревогу. Она объяснила, что генерал будет снимать у нас свободную комнату, и уточнила, что их штаб находится в другой деревне, довольно далеко отсюда. Большую часть времени, сказала она, постоялец будет проводить там, поэтому его присутствие не создаст нам особых неудобств. К тому же было заранее оговорено, что другие солдаты или военные атташе не будут приходить в наш дом.

— Как ты можешь, Лина? — воскликнула Ольга. — Это же такие люди!

Лицо матери побледнело.

— А разве я могла им отказать? Если бы я отказалась, они бы отобрали и дом, и все остальное. Мне нужно об Ане думать.

— Лучше потерять дом, чем жить с этими