Казачий разъезд [Николай Григорьевич Самвелян] (fb2) читать постранично, страница - 3

установлены пушки. Зато около другой, Иезуитской фортки еще не успели насыпать земляные валы и подвезти к ней пушки.

— Если сведения окажутся ложными, повесить! — распорядился Карл.

Затем король долго глядел в подзорную трубу на город.

Обезлюдели берега Полтвы. Давным-давно ускакали куда-то дама в шляпе с накидкой и всадник в голубом камзоле, а в зарослях ивняка, казалось, залегла тревожная тишина. Да, король Август постарался укрепить город и затратил на это немалые средства, но бастионы бастионами, а самые мощные башни бессильны против тех, кто умеет воевать.

Болела нога, которую Карл сломал, упав с лошади неподалеку от Кракова, чем тут же воспользовался Август и распустил слух, что Карл умер, и несколько дней пировал и славил судьбу. Когда Карл услышал о проделке Августа, он потер переносицу и сказал: «Раз известия о моей смерти доходят до меня с таким опозданием, следовательно, я жив и даже ничем серьезным не болен». И в ближайшем сражении он в очередной раз разгромил Августа, а теперь стоит у ворот Львова. Если сведения, принесенные подозрительным Челуховским, верны, можно решиться на штурм. Риск? Безусловно, Но кто же не рискует? Лишь бездари и трусы. Талантливый человек от рождения игрок. Сегодня — выиграл, завтра — проиграл. Важно, чтобы выигрышей было больше.

Наконец, король поднял руку и указал направление главного удара.

И через полчаса шведы именно через Босацкую фортку ворвались в город.

Правда, упрямый Зигмунт Галицкий с отрядом заперся в резиденции львовских старост — Низком замке — и отстреливался, уповая не то на бога, не то на случай: а вдруг какая-нибудь молния вопьется не в дерево и не в шпиль костела, а, к примеру, в макушку шведскому королю! Если чудеса на свете все же случаются, то почему бы не произойти чуду и во Львове 5 сентября 1704 года? Комендант клялся Иисусом и девой Марией, а также святой иконой Ченстоховской, что шведы такие же люди, как все, их нечего бояться, они вовсе не заговорены от пуль.

— Панове! Господа! — кричал своим соратникам неистовый Зигмунт. — Мы сдали город, но не можем же мы сдать в плен и свою честь! Цельтесь вернее!

И все же ни пуля, ни молния не поразили Карла. И сейчас он спокойно, не спеша поднимался по крутой деревянной лестнице, ведущей в зал Совета ратуши, где генерал Стенбок и первый министр Пипер уже приняли капитуляцию от бургомистра Доминика Вильчека и Совета старейшин.

— Почему сопротивлялись? На что надеялись?

Толстый Вильчек, опустив голову, молча стоял перед таким же толстым Пипером. Они были одного роста, одного возраста и вообще невероятно похожи друг на друга, словно близнецы.

Это могло бы вызвать улыбку. Но Карл не умел улыбаться. Не смели улыбаться в его присутствии и другие. Позванивая шпорами, король обошел огромный дубовый стол, ногой отодвинул одно из кресел и опустился в него.

Пипер вопросительно глядел на Карла. Тот махнул рукой: продолжайте допрос.

— На что же вы надеялись? — вновь начал пытать Вильчека первый министр.

— Мы получили приказ не сдавать город. Кроме того, этот упрямый Зигмунт Галицкий…

— Кто отдал приказ?

— Король Август.

— Запомните: в Польше уже нет такого короля. Отныне ваш король — Станислав Лещинский. И никто другой. Постарайтесь не упускать из виду этой повой и важной детали в жизни вашей страны. А пока мы именем нашего короля накладываем на город контрибуцию в размере четырехсот тысяч талеров^[1]. Деньги должны быть здесь завтра к утру. В противном случае город исчезнет.

— Как это? — удивился Вильчек. — Куда он исчезнет?

— Превратится в дым, а ветер его развеет. Попросту говоря, мы его сожжем.

— Но я не могу себе представить…

— Это, пан бургомистр, делается очень просто.

— У нас нет таких денег. К тому же пожары уже начались.

— Что вы! Разве это настоящие пожары? Сгорело всего несколько домов. Если не соберете до утра денег, вам предстоит увидеть настоящий пожар.

Тут в зал вошел ксендз Шимановский. Бледный, хромающий, он направился напрямик к Карлу, упал перед ним на колени, попытался поцеловать королю руку.

— Может быть, мы виноваты, — забормотал Шимановский, — пусть так. Мы готовы понести наказание. Но то, что делается, ужасно! Солдаты врываются не только в дома, но и в костелы. Они оскверняют святыни!

— Для наших благочестивых евангелических воинов католические костелы никак не святыни, — ответил Карл. — Мы боремся за истинную веру. Но как только будет выплачена контрибуция, я прикажу солдатам быть ласковее.

— Каждый считает свою веру истинной, — смело возразил Шимановский. — И каждый вправе прославлять именно ее. Так, мы не согласны с тем, что проповедуют русские схизматики, и с помощью церковной унии пытаемся обратить их на путь истинный и возвратить в лоно римской церкви. Но пушки, пистолеты и сабли не всегда лучший аргумент в сложном споре. Надо помнить, что противник может научиться лучше стрелять.

— Все это меня