cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
сердце…
Надо же было проклятому солнцу этого мира вскарабкаться на здешние небеса.
Отфыркиваясь и отплевываясь, производя как можно больше шума, я умывался, натягивал одежду, шарил по квартире, мерзким голосом спрашивал у Нее: «Зайка, ты не помнишь, где…» - пока Она не проснулась и не сделала первое, что совершает, просыпаясь. После пробуждения Она неприязненно молчит. Ей нужно секунд десять, чтобы взять себя в руки. Когда-нибудь этот срок растянется до двадцати секунд, а там и до минуты. Если Ей придется успокаиваться минуту и больше, Она уйдет. Каждая Она уходит после того, как время ледяного молчания переваливает за минуту.
Я не злой человек. Я не люблю выгонять Их. И не люблю отказывать Им, усугубляя Их одиночество. Уж я-то знаю, что такое быть одному. Но и остаться ни с одной из Них не могу. Потому что живу здесь только наполовину. Вторая половина меня живет в раю. В который Им вход закрыт.
Когда я был моложе, я пытался приглашать Их в свой рай. Нет, не все сочли меня ненормальным и изменились в лице. Некоторые даже радостно соглашались. Но ни одна не вошла со мною в рай рука об руку.
Может быть, моя настоящая Она ждет меня именно в раю, хоть я и привык искать Ее здесь.
* * *
Зная, какую власть над человеком имеет вода, я, потомок фоморов, хотела бы жить в пустыне Намиб. Но и там не обрела бы свободы. Считается, что мы выходим из моря и в море же возвращаемся. На самом же деле…
На самом деле мы – везде, где есть хоть капля воды. Мы те, при чьем имени романтики мечтательно заводят глаза – русалки, мерроу, ундины, мемозины, фараонки, иары, вилы, дерекето, берегини, мавки, блудички… И какого б колера ни была наша кожа, гладкая или чешуйчатая… Красивы мы или уродливы, если глядеть на нас жадными человечьими глазами… Добры мы или жестоки – мы делаем то, для чего предназначены. Мы поем людям песни, меняющие человека навсегда, поселяющие в его груди тоску, точно пленную птицу. Мы наводим на души земных обитателей печаль, неистребимую и неизбывную. Мы раскидываем сети этой печали от края до края мира и тянем, тянем род человеческий к рекам и морям, к самому краю знакомой и безопасной земли. Мы и есть эта печаль.
Сознавая, кто ты и зачем рожден, нельзя не изменить извечной роли своей. Стать другим, вырваться из круга, очерченного свыше. Поэтому множество фоморов уходит из родной стихии. Ищет новой судьбы. Пробует ее на вкус. И рано или поздно чувствует горечь, огромную, всепроникающую горечь.
Я поморщилась и решила: чем с утра пораньше погружаться во вселенскую скорбь, лучше встать и почистить зубы. Вот-вот Кавочка заявится. Катерина Иванна, сокращенно Кава, помогает по хозяйству (а точнее, присматривает за бытом и душевным состоянием) третьего поколения моей семьи. Нет, Кава не фомор. Обыкновенный человек. Который помнит войну с Наполеоном - и вообще много войн, революций, смут и прочих «интересных времен». Мы, фоморы, умеем продлевать жизнь тех, кто связан с нами узами покрепче родственных.
Кавочка – идеальная прислуга. Такой уж она родилась. Она точно знает, чего хозяевам надо, чтоб они были счастливы и спокойны. И если в доме ни пылинки, значит, очередные хозяева аккуратисты. У нерях и разгильдяев хозяйство молитвами Кавы висит на волоске, никогда не срываясь в полный хаос. Перед Кавочкой бесполезно пыжиться и пружиться, изображая то, что модно «в наши дни». Дни ее не зависят от моды. И наш домашний ангел (а может, демон) полагается на свое чутье, не на хозяйские фанаберии. Поэтому лучше отдаться во власть Кавы и поверять ею свои потребности. Она надежнее, чем суетные желания твои.
На кухне негромко постукивает посуда, посвистывает чайник. Значит, моя бессменная хранительница очага уже здесь. Готовит чай. Кофе она мне не разрешает. Говорит, что от того количества кофе, которое поглощает современная молодежь (то есть люди моложе девяноста лет), у меня глаза будут желтые, а зубы коричневые - и никакая наведенная иллюзия этого не исправит.
В зеркале отражается моя синяя-синяя физиономия. Я полирую щеткой заостренные, как у акулы, зубы. Я длинная, синяя, гибкая, зубастая, я создана, чтобы ловить проплывающих юрких рыб и стремительных осьминогов, рвать актинии бесчувственными к яду руками, распутывать рыбацкие сети терпеливыми пальцами, кататься на штормовой волне, видеть в непроглядной тьме глубин, я создана не для земли – и я готова до хрипоты спорить со своей функциональностью. Расческа дергает волосы, жесткие, словно проволока, и такого же металлического цвета. Но в воде они текут серебряными струями и не застревают в расщелинах подводных скал. Потому что они живые и подвижные, будто мантия моллюсков, играющих в воде всеми цветами земной радуги.
Протираю стекло. В нем уже отражается смуглая черноволосая женщина, веснушчатая, худощавая, неприметная. Пора завтракать.
- Кава! Опять рыба! – начинаю канючить я еще в коридоре.
- И тебе «с добрым утром»! – холодно отвечает женщина неопределенно-средних лет с вечно
Последние комментарии
1 час 28 минут назад
3 часов 1 минута назад
6 часов 54 минут назад
6 часов 58 минут назад
12 часов 19 минут назад
1 день 23 часов назад