Вода и кораблики [Вячеслав Михайлович Рыбаков] (fb2) читать постранично, страница - 31

Макбет?

– Кажется, побеждаем. Убежден.

– Значит, вариант «Б»?

– Я ему обещал, что ловушек не будет. Обещал.

– Хороши бы мы были… – сказал голос Ясутоки.

– Я думаю, – медленно проговорил голос Всеволода, – что те, кто голосовал за смыв, просто устали от самого факта существования столь неразрешимой проблемы, как Коль.

Макбет отодрал от ствола ломоть коричневой коры и стал рассеянно крошить его края.

– Пост Онохой – Центру и посту Караганда, – раздался спокойный голос. – Коль прошел над Байкалом. Пост Караганда, принимайте.

– Пост Караганда принял. Высота двенадцать семьсот, скорость три двести.

– Ну, вот, – Макбет отшвырнул разорванную в твердые клочья кору и отряхнул ладони. На снег медленно просыпалась тонкая бурая пыль. – Пора отдавать приказ в Ориуэлу, Всеволод, извини. Он быстро летит.

– Эх! – раздался незнакомый Макбету горестный голос. – Как спешили с монтажом, как гнали! И какая идея грандиозная была! За считанные минуты его прохода по галерее вычленить из памяти все, чего он стыдится, и смыть! ..

– Идея… – не дослушав, медленно проговорил Макбет. – Я еще не имею диплома психолога, но заявляю со всей ответственностью: идея психопатическая. Это называется: пристрелить из жалости… Время идет, Всеволод.

– Центр – посту Караганда, – произнес Всеволод. – Они разговаривают?

– Колю явно не до беседы, – ответил диспетчер. – При появлении внизу Байкала он попросил чуть уменьшить скорость и через двадцать семь секунд сказал: «Красотища какая, служивый! Эх, брат… И ничего-то я не видел, ничего не знаю…» Далее молчит.

– Он нужен нам всем, – резко сказал Макбет. – Такой, какой есть. Чтобы понять, чего мы сами стоим.

– Что?

– Если мы всем нашим распрекрасным человечеством не сумеем убедить одного хорошего человека в том, что ложь не необходима для жизни, то грош человечеству цена.

– Далеко пойдешь, Макбет, – с симпатией сказал Ясутоки.

Макбет грустно усмехнулся и, неуклюже косолапя на снегоступах, пошел к скиту.

– Центр… – сказал петушиный голос Всеволода и засекся. Кашлянул и повторил: – Центр – Ориуэле, – чувствовалось, что язык у него неповоротлив, как доска. – Решение референдума психологов отменяю. Смыв не проводить. Подтвердите прием.

Диспетчер в Ориуэле, наверное, просто рта не успел открыть, но Всеволод гаркнул свирепо:

– Подтвердите прием!!

– Ориуэла – Центру, – поспешно ответил диспетчер. – Вас понял. Смыв не проводить. Прости, Всеволод, – уже неофициальным голосом добавил диспетчер, – я замешкался, потому что… показывал большой палец оператору. Мы – за, Всеволод. Откровенно говоря, нас просто воротило от этого решения. Нажать такую кнопку…

– Плакал твой маршальский жезл, – раздался новый голос.

Всеволод нервно рассмеялся.

– Поделом, – сказал он.

– Я серьезно.

– Большие чиновники только и нужны для таких моментов, – проговорил Всеволод. – Спасти дело и получить по шапке… Я же сказал – поделом. Три недели подбирал группу адаптации, весь цвет перебрал… а мальчик, третьекурсник, по чистой случайности попавший в скит, понял дело лучше нас.

Макбет, неумело снимая снегоступы у крыльца, бледно улыбнулся.

– Гийом понял, – вступился Ясутоки.

– Да, Гийом понял, – согласился маршал.

– Всеволод, – позвал Макбет. – Симу, будь добр, предупреди сам, мне… н-не хочется.

– Я все слышу, Мак, – тихо сказала она.

Он даже зажмурился на секунду.

– Я смотрю, у вас там полно народу.

– Нет, я просто на связи. Я уже лечу туда. Спасибо тебе, Мак. Теперь я могу сказать: я бы перехватила его у входа и ни в коем случае не пустила внутрь.

– Ты бы ему все рассказала? – тихо спросил Всеволод.

– Абсолютно все.

– Молодец, – проговорил Макбет. – Ты молодец, Симка. Вот почему ты две недели носа не казала со своего атолла…

– Да. Чтобы никто не услышал.

– Молодец, – повторил Макбет и несколько раз бесцельно похлопал ладонью по шатким перилам крыльца.

– Мак, а ты сам? – спросил Всеволод.

– Я уже выяснил, чего стою, – Макбет положил руку на колпак яркого скорди и стал поглаживать его, потом прижался к холодной машине щекой. А потом уселся на верхнюю, самую скрипучую ступеньку крыльца, прямо под надписью «Пансионъ для холостяковъ».