Сверчок за очагом (пер.Линдегрен) [Чарльз Диккенс] (fb2) читать постранично, страница - 3

до одного человѣка, приближавшагося къ нему во мракѣ, выразилъ ему все происходившее буквально въ одно мгновеніе и воскликнулъ: «Добро пожаловать, старина! Добро пожаловать, сердечный!»

При этомъ финалѣ чайникъ, побитый окончательно, закипѣлъ ключемъ и былъ снятъ съ огня, потому что кипятокъ полился черезъ край. Тутъ миссисъ Пирибингль кинулась къ дверямъ, гдѣ подъ стукъ колесъ фургона, лошадиный топотъ, мужской голосъ, лай запыхавшейся собаки поднялась настоящая суматоха, еще усугублявшаяся поразительнымъ и таинственнымъ появленіемъ крохотнаго ребенка.

Откуда взялся этотъ младенецъ или какимъ образомъ успѣла схватить его на руки миссисъ Пирибингль въ такой короткій моментъ, я рѣшительно не знаю. Какъ бы то ни было, но живой младенецъ покоился на рукахъ хозяйки дома, и она, повидимому, порядочно гордилась имъ, когда ее нѣжно подвелъ къ огню коренастый мужчина гораздо выше ростомъ и старше самой миссисъ Пирибингль; чтобъ поцѣловать ее, ему пришлось сильно нагнуться. Но она стоила этого труда. Великанъ шести футъ шести дюймовъ, страдающій ломотой въ костяхъ, не полѣнился бы сдѣлать это.

— Боже мой, Джонъ, — сказала хозяйка, — на что ты похожъ!

Дѣйствительно, у него былъ ужасный видъ. Густой туманъ осѣлъ у бѣдняги на рѣсницахъ на подобіе засахаренной изморози; а при свѣтѣ огня обмерзлыя бакенбарды стали отливать радугой.

— Видишь ли, Дотъ, — медленно произнесъ онъ, разматывая шарфъ, надѣтый у него на шеѣ, и грѣя руки у очага;- погода, конечно, не лѣтняя. Значитъ, немудрено, что я такъ промокъ.

— Хотѣлось бы мнѣ, Джонъ, чтобъ ты не называлъ меня «Дотъ!» Я не люблю этого, — подхватила миссисъ Пирибингль такимъ тономъ, который ясно противорѣчилъ ея словамъ.

— А что же ты такое, какъ не Дотъ ^[1]? — возразилъ Джонъ, съ улыбкой поглядѣвъ на нее сверху внизъ и обнимая ее за талью со всею нѣжностью, на какую была способна его громадная мускулистая рука. Ты точка, а на рукахъ у точки, — тутъ онъ взглянулъ на ребеночка, — нѣтъ, я не скажу, чтобъ не сглазить; но я чуть-чуть было не пошутилъ. Кажется, никогда не случалось мнѣ быть ближе къ шуткѣ.

По его собственному мнѣнію онъ часто бывалъ близокъ то къ тому, то къ другому, «чуть-чуть» не дѣлалъ то того, то другого, этотъ неповоротливый, тихій, честный Джонъ; такой массивный и такой легкій по уму, такой грубый по внѣшности, но мягкій душою, такой скучный въ людяхъ и такой проворный дома; такой тупоголовый и такой добрый. О, мать природа, даруй твоимъ дѣтямъ истинную поэзію сердца, которая таилась въ груди этого фургонщика — между прочимъ онъ былъ только простымъ фургонщикомъ — и тогда мы помиримся съ прозой жизни и будемъ цѣнить истинное достоинство человѣка.

Пріятно было смотрѣть на Дотъ, хорошенькую и миніатюрную, съ ребенкомъ на рукахъ, похожимъ на куколку. Уставившись глазами въ огонь съ кокетливой мечтательностью, она склонила изящную головку на бокъ, чтобы прислониться ею къ широкой груди фургонщика не то съ естественной, не то съ притворной наивностью, полной подкупающей ласки. Пріятно было смотрѣть на него, какъ онъ съ нѣжной неловкостью старался поддержать свою легкую ношу, чтобъ его зрѣлое мужество послужило подходящей опорой цвѣтущей юности жены. Пріятно было наблюдать, какъ Тилли Слоубой, ожидавшая въ глубинѣ комнаты, когда ей отдадутъ малютку, любовалась, (несмотря на свой юный возрастъ), этой группой и стояла съ разинутымъ ртомъ, съ выпученными глазами, вытянувъ голову впередъ, точно упиваясь этимъ зрѣлищемъ. Не менѣе пріятно было наблюдать, какъ Джонъ, фургонщикъ, при упоминаніи жены о ребенкѣ сначала хотѣлъ дотронуться до него, но потомъ отдернулъ руку, точно боясь раздавить малютку, и нагнувшись къ нему смотрѣлъ на него издали съ какой-то недоумѣвающей гордостью, какую обнаружилъ бы пожалуй добродушный, дворовый песъ, еслибъ неожиданно оказался отцомъ молодой канарейки.

— Ну, не красавчикъ ли онъ, Джонъ? Не милашка ли, когда такъ сладко спитъ?

— Конечно, милашка, — подтвердилъ мужъ. — Ужасный милашка. Онъ, кажется, всегда спитъ, не такъ ли?

— Что съ тобою, Джонъ? Разумѣется, нѣтъ!

— Неужели? — произнесъ Джонъ, погружаясь въ раздумье. — А я думалъ, у него глаза всегда закрыты. Алло!

— Какъ это можно, Джонъ! Вѣдь ты пугаешь людей!

— Ребенку вредно закатывать глаза такимъ образомъ, — сказалъ удивленный фургонщикъ, — не правда ли? Гляди, какъ онъ мигаетъ обоими заразъ! А посмотри на его ротъ. Вѣдь онъ разѣваетъ его, какъ золотая и серебряная рыбка.

— Ты не заслуживаешь быть отцомъ, не заслуживаешь, — пристыдила его Дотъ со всею важностью опытной матроны. — Но откуда тебѣ знать, какимъ легкимъ испугамъ подвержены дѣтки, Джонъ! Ты не знаешь ихъ даже по имени, глупый ты человѣкъ!

Переложивъ младенца на лѣвую руку и похлопавъ его по спинкѣ, вѣроятно, для здоровья, она со смѣхомъ ущипнула мужа за ухо.

— Нѣтъ, гдѣ мнѣ знать, — отвѣчалъ Джонъ, снимая съ себя плащъ. — Ты вѣрно говоришь, Дотъ. Я немного смыслю по этой