Неолиберализм и реставрация классовой власти [Дэвид Харви] (fb2) читать постранично, страница - 2

стремимся к справедливому миру, где на смену угнетению, недовольству и бедности приходят стремление к демократии, развитие, свободные рынки и свободная торговля», причем два последних элемента должны «доказать свою способность вывести целые общества из бедности». Сегодня, заключил он, «человечество может добиться торжества свободы над всеми ее старыми противниками. Соединенные Штаты с радостью готовы возглавить такую великую миссию». Тот же язык был использован во вступлении к «Стратегии национальной безопасности», опубликованной вскоре после этого.⁷ Именно эта свобода, понимаемая как свобода рынка и торговли, должна быть навязана Ираку и миру.

Здесь уместно напомнить, что первый крупный эксперимент по созданию неолиберального государства был проведен в Чили после пиночетовского переворота «малого 11 сентября» 1973 года (за тридцать лет до заявления Бремера о том, какой режим должен быть установлен в Ираке). Свержение демократически избранного левого социал-демократического правительства Сальвадора Альенде было поддержано ЦРУ и госсекретарем Генри Киссинджером. Пиночет подавил все социальные движения и политические организации левых и разрушил все формы народной организации (наподобие медицинских центров в бедных районах).

Рынок труда был «освобожден» от регулятивных или институциональных ограничений (например, влияния профсоюзов). Но к 1973 году политика замещения импорта, которая определяла все предшествующие усилия латиноамериканских стран добиться экономического возрождения (и которая в какой-то степени доказала свою успешность после военного переворота в Бразилии в 1964 году), приобрела дурную славу. В ситуации, когда мировая экономика переживала серьезный спад, явно требовалось нечто новое. Группа американских экономистов, прозванных «чикагскими мальчиками» за свою приверженность теориям Милтона Фридмена, преподававшего тогда в Чикагском университете, вызвалась помочь в восстановлении чилийской экономики. В этом предприятии они исходили из логики свободного рынка, приватизировав государственные активы, открыв природные ресурсы для частной разработки и создав условия для прямых иностранных инвестиций и свободной торговли. Иностранные компании получили гарантии относительно репатриации прибыли от своей чилийской деятельности. На смену замещению импорта пришло поощрение экспорта. Единственным сектором, оставшимся у государства, были ключевые запасы нефти (как нефть в Ираке). Последующее возрождение чилийской экономики с точки зрения темпов роста, накопления капитала и высокой нормы прибыли на иностранные инвестиции стало образцом, на который можно было ориентироваться во время последующего поворота к более открытой неолиберальной политике в Британии (при Тэтчер) и США (при Рейгане). Не впервые жестокий эксперимент, проведенный на периферии, стал образцом для выработки политики в центре (точно так же в Ираке теперь предлагается эксперимент с плоской шкалой налогообложения).⁸

Но чилийский эксперимент показал, что выиграли от него далеко не все. Страна и ее правящие элиты с иностранными инвесторами вполне преуспели, но остальной народ оказался в проигрыше. И неолиберальная политика почти всегда приводила к таким последствиям, из чего можно сделать вывод о структурной важности этого для всего проекта. Дюмениль и Леви приходят к выводу о том, что неолиберализм изначально был проектом возвращения классовой власти богатейшим слоям населения. Комментируя положение одного процента получателей самого большого дохода в Соединенных Штатах, они пишут:

До Второй мировой войны эти домохозяйства получали около 16 % валового дохода. Этот процент резко упал во время войны, а в 1960-х годах сократился до 8 % — плато, которое сохранялось в течение трех десятилетий. В середине 1980-х годов он резко вырос и к концу столетия достиг 15 %. При рассмотрении общего богатства наблюдается в целом та же картина…⁹

По другим данным, 0,1 % получателей самого высокого дохода увеличили свою долю в национальном доходе с 2 % в 1978 года до более чем 6 % в 1999 году. И почти наверняка с бушевским снижением налогов концентрация богатства в высших слоях общества будет расти и дальше. Дюмениль и Леви также отметили, что «структурный кризис 1970-х годов с процентными ставками, едва превышавшими темпы инфляции, низкими дивидендными выплатами корпораций и находящейся в депрессии фондовой биржей еще больше посягал на доходы и богатство богатейших» в те годы. 1970-е годы не только характеризовались глобальным кризисом стагфляции, они были еще и временем, когда возникла сильнейшая угроза власти высших классов. Так что неолиберализм возник как ответ на такую угрозу.¹⁰

Но для обоснования этого тезиса о реставрации классовой власти необходимо выделить особую констелляцию классовых сил, стоявших за поворотом к неолиберальной политике, так как ни в Британии, ни в Соединенных Штатах обращение к