Луденские бесы [Олдос Леонард Хаксли] (fb2) читать постранично, страница - 132

Сурена не интересовали «дела публичные и замыслы великих мира сего». Его занимали Святые Дары, Евангелие, Божий опыт — всего этого было достаточно. Очень часто этого оказывалось даже более чем достаточно. Сурен старел, силы оставляли его, «а любовь плохо дается слабым; ей нужен прочный сосуд, способный выдержать давление». Недолгий период экстатического здоровья остался в прошлом. В прошлом осталось и увлечение особенной благодатью. Но у Сурена нашлось занятие получше. Он пишет сестре Иоанне, что «недавно Господь дал мне одним глазком взглянуть на Его любовь. Сколь велика разница между глубиной души и ее возможностями! Глубина души поистине беспредельна, в ней таятся сверхъестественные сокровища, но при этом сколь скудна наша душа в поступках. Обладая высочайшим и тончайшим чувством Бога, а также утешительным даром любви, она не может передать все эти чудесные вещи другим людям. Может показаться со стороны, что тот или иной человек лишен какого-либо интереса (к вопросам веры), не обладает никакими талантами и являет собой полное ничтожество… Ужасно наблюдать, когда душа никак не может вырваться из тенет своих скудных способностей; из-за этого проистекает угнетение, мучительнее которого трудно что-либо вообразить. В глубинах души происходит как бы скопление влаги, которая, не находя места для утечки, давит на душу изнутри и истощает ее силы». Каким-то парадоксальным образом в смертном существе содержится элемент вечности, и это противоречие может оказаться губительным. Но Сурен не жалуется. Он считает, что мука эта благословенная, а смерть, которой она чревата, — наивысшая из наград.

Находясь во власти своих видений и экстатических переживаний, Сурен шел по дороге, которая, должно быть, вела через весьма живописный ландшафт, однако заканчивалась полнейшим тупиком. Но вот он избавился от навязчивой идеи о «особенной благодати» и теперь был готов к тому, чтобы воспринять истинное пробуждение и просветление. Теперь наконец он жил «в доброй вере», к чему давно уже призывал его Бастид. Жан-Жозеф стоял перед миром интеллектуально и эмоционально обнаженный; он опустошил свою жизнь, дабы она могла наполниться; признал себя бедным, чтобы Бог мог сделать его баснословно богатым. За два года до смерти он писал: «Рассказывают, что ловцы жемчуга, бродя по морскому дну в поисках добычи, дышат через трубку, которая протянута к поверхности воды и плавает там на поплавках. Не знаю, правда ли это, но эта аллегория хорошо проясняет то, что я хочу сказать: у души тоже есть дыхательная трубка (святая Катерина Генуэзская называет ее «каналом»), которая тянется от земли на небеса, к самому сердцу Господа. Через эту трубку душа вдыхает мудрость, любовь и пропитание. Бродя по земле в поисках жемчужин, душа общается с другими душами, проповедует и выполняет волю Божью. Все это время по трубке к ней поступают вечная жизнь и утешение… Поэтому душа пребывает одновременно в блаженстве и несчастье. И все же мне кажется, что душа эта счастлива… В невзгодах и тяготах земной жизни, во всех наших слабостях и беспомощности, Господь дарует нам нечто, что невозможно в полной степени понять и оценить… Это некая рана любви, которая, не источая ни единой капли крови, пронзает душу и наполняет ее жаждой слияния с Богом.

Итак, старый Жан-Жозеф, искавший жемчужины на земле, зажимающий в зубах трубку, через которую он вдыхал кислород из иного мира, брел к концу своих дней. За несколько месяцев до смерти он издал последнее из своих религиозных сочинений «Вопросы о любви Божьей». Читая некоторые главы этой книги, мы понимаем, что последняя преграда пала, что еще для одной души Царство Божье наступило на земле. Через «канал», соединяющий эту душу с сердцем Господа, на нее снизошел «мир, не похожий на морской штиль или тихое течение равнинных рек, но мир Божественный, подобный всеохватному потоку; душа, перенесшая столько бурь, наслаждается этим миром; благость не просто проникает в душу, не только покоряет ее, но сливается с нею, как сливаются воедино бурные воды. Мы помним, как в «Апокалипсисе» Дух Божий поминает о музыке арф и лютней, подобной грому. Вот каковы чудесные промыслы Божьи — даже благозвучные лютни превращаются у Него в громовой раскат. Не знаю, поверят ли люди, что покой тоже может уподобиться бурному потоку, сносящему дамбы, подмывающему берега и разрушающему скалы? Но именно это происходит со мной, ибо Богу под силу делать так, чтобы мир и любовная тишь сокрушали все на своем пути… Божий покой подобен реке, которая текла по территории одной страны, а потом, прорвав плотину, свернула в иные пределы. При этом происходят нарушения заведенного порядка вещей, ибо поток этот несется властно и неостановимо; он покорен одному лишь Богу. Только покой Господень шествует подобным образом, не разоряя землю, а лишь наполняя русло, заранее обозначенное Всевышним. С яростью и громом движется этот поток, хоть воды его и безмятежны. Гром же происходит исключительно из-за обилия влаги, но не