Школа обольщения [Джудит Крэнц] (fb2) читать постранично, страница - 3

гардероба к фестивалю в Канне, который ей предстоит освещать в мае. Наряды для кинофестиваля сошьют ей Хэлстон и Адольфо в Нью-Йорке, подобрав особые цвета и ткани. Все будет доставлено точно в срок — или кому-то не сносить головы — и обойдется еще в двенадцать тысяч долларов. Само собой разумеется, контрактом предусмотрено, что все оплатят эти уроды из телекомпании. Она бы никогда не стала так транжирить свои собственные деньги.

Если бы лет десять назад ей, маленькой пухлой девчонке-подростку по имени Ширли Силверстайн, дочери владельца самого крупного магазина скобяных изделий в городишке Форт-Джон на Род-Айленде, кто-нибудь сказал, что потратить девятнадцать тысяч долларов на одежду — это очень тяжелая работа, то что бы она ответила — рассмеялась? Нет, подумала Мэгги, уже тогда она была достаточно честолюбива, чтобы суметь вообразить себя в такой ситуации, и достаточно сообразительна, чтобы понять — подобное занятие требует больших душевных усилий, не говоря уже о том, как пришлось бы ей побегать для кого-то. Но потратить такую сумму на себя? Такое ей просто не пришло бы в голову. Даже теперь это все еще не стало для нее привычным, хотя в свои двадцать шесть она уже телевизионная суперзвезда, несговорчивая, как Майк Уолис, а в глазах многих — и того более. Но зато совсем не такая самоуверенная, а, напротив, обаятельная, в большей степени, чем Дэн Разер, наделенная врожденным талантом интервьюера, таким же самобытным, как талант Беверли Силлз, заставляющий последнюю петь.

У Мэгги была собственная телепрограмма, выходившая в самые популярные зрительские часы. Каждый уик-энд на протяжении получаса добрая треть телеэкранов Соединенных Штатов показывала Мэгги, окруженную преданной командой едва ли не сросшихся с видеокамерами ребят и сообщавшую самые сокровенные новости шоу-бизнеса, в частности киноиндустрии; Мэгги выдавала на экран тщательно расследованные, абсолютно достоверные истории, не имевшие ничего общего с теми мелкими гадкими сплетнями, которые всего за три года до этого преподносились неизлечимо любопытной публике.

А сейчас она была всего лишь утомленной женщиной, чьи распахнутые черные глаза перевидали за последние три часа столько платьев, что вся эта пестрая кутерьма кружилась и мельтешила в ее неугомонной головке. Но представители телекомпании стояли на том, что если Мэгги делает передачи о шоу-бизнесе, то и выглядеть она должна так, будто сама принадлежит к этому сверкающему миру. Очаровательно растрепанная, с каскадом черных мелких кудряшек, всклокоченная и возбужденная, она ждала, когда появится Эллиот и сообщит, какие из выбранных ею нарядов он одобрил как наиболее подходящие. Она даже не потрудилась взглянуть на себя в зеркало, так как знала, что, сколько бы денег она ни потратила, единственное время, когда она выглядит полностью приведенной в порядок, — это те полчаса, что она будет в эфире, причем до этого гример и парикмахер основательно поработают над ее внешностью.

Эллиот наконец постучал в дверь, и Мэгги едва откликнулась:

— На помощь!

Он вошел, закрыл дверь примерочной и застыл, прислонясь к стене, насмешливо и с нежностью глядя на нее.

— Слушай, Паучишка ^[1], эту позу ты подсмотрел в старых фильмах с Фредом Астором? Ты ходишь и садишься как в тех фильмах? А где же твой цилиндр? — спросила Мэгги.

— Не пытайся уклониться от темы. Я тебя знаю. Ты накупила кучу шмоток, которые не сможешь напялить, и пытаешься отыграться на мне.

— Ты, — выговаривая отчетливо и раздельно, произнесла она, — ты поц, шмекель, шмак, шлонг и шванц. Всемирно известный стопроцентный поц, к тому же…

— О, ваша светлость! — Спайдер поцеловал ей руку. — Ты бесподобна, крошка! Пусть я всего лишь последний сукин сын Калифорнийского университета, но я прекрасно понимаю, когда меня называют шлангом. Итак, я — болт, и тебя мучают угрызения совести, а я еще даже не взглянул на эти тряпки. Чего я никогда не мог понять в женщинах, Мэгги, так это то, почему, обзывая мужчину «членом», они надеются выбить его из колеи? «Евнух» — вот это действительно оскорбление.

Мэгги издала какой-то горловой звук. Она понимала, что с вечерними платьями для Канн она несколько переборщила. Паршивец Паучище умеет читать женские мысли, нет сомнения. Откуда у этого племенного жеребца такой талант в обращении с женщинами? Насколько известно по опыту, у этих бравых американцев редко встречается такая мгновенная интуитивная реакция, такое чутье, как у Эллиота, природу которого не может объяснить никакая психологическая теория. И ведь похотлив, как стадо молодых козлов!

Паук нажал на кнопку, и в дверь заглянула сдержанная, благовоспитанная Роузл Кормен, продавщица, помогавшая Мэгги.

— Роузл, будь добра, принеси вещи, которые купила Мэгги, — улыбнувшись, попросил Эллиот.

Паук и Мэгги были добрыми друзьями, но, когда Роузл ушла, Мэгги вздрогнула от мрачных предчувствий. Он жуткий диктатор. С другой стороны, он всегда