Блестящая будущность [Чарльз Диккенс] (fb2) читать постранично, страница - 2

васъ.

Онъ еще тряхнулъ меня, и затѣмъ, не выпуская изъ рукъ, поставилъ на гробницу и сказалъ:

— Завтра рано поутру принеси мнѣ пилу и харчи. Принеси мнѣ ихъ вонъ туда, за старую батарею. Если ты это сдѣлаешь и никому не скажешь ни слова, и даже виду не подашь, что видѣлъ такого человѣка, какъ я, или вообще кого-нибудь, то останешься въ живыхъ. Но попробуй только не послушаться или хоть въ чемъ-нибудь отступить отъ моихъ приказаній, хотя бы въ самыхъ пустякахъ, — и твое сердце и печенка будутъ вырваны, зажарены и съѣдены. Я вѣдь теперь не одинъ, какъ ты можетъ быть думаешь. Тутъ около меня прячется одинъ молодой человѣкъ и въ сравненіи съ этимъ молодымъ человѣкомъ я — ангелъ. Этотъ молодой человѣкъ слышитъ то, что я тебѣ говорю. У этого молодого человѣка есть секретный способъ, одному ему извѣстный, какъ добраться до мальчика и до его сердца и до его печенки. Тщетно сталъ бы мальчикъ прятаться отъ этого молодого человѣка. Хотя бы мальчикъ заперъ дверь, хотя бы онъ улегся въ теплую постель, хотя бы залѣзъ съ головой подъ одѣяло и думалъ бы, что вотъ какъ ему теперь теило и безопасно, — этотъ молодой человѣкъ все-таки къ нему проберется и его достанетъ. Я теперь съ большимъ трудомъ мѣшаю этому молодому человѣку обидѣть тебя. Мнѣ не легко спасти отъ него твои внутренности. Что ты на это скажешь?

Я отвѣчалъ, что достану ему пилу и постараюсь добыть и съѣстнаго, и приду къ нему на батарею, рано поутру.

— Скажи: убей меня Богъ громомъ, если я этого не сдѣлаю! — приказалъ человѣкъ.

Я повторилъ эти слова, и онъ снялъ меня съ гробницы и поставилъ на землю.

— Ну, теперь помни, что обѣщалъ, да не забудь про молодого человѣка и бѣги домой!

— Покойной ночи, сэръ, пролепеталъ я.

— Да! Какъ бы да не такъ! — отвѣчалъ онъ, оглядывая холодную, сырую равнину. — Ужъ лучше бы мнѣ быть лягушкой. Или угремъ!

Говоря это, онъ охватилъ обѣими руками свое дрожащее отъ холоду тѣло и заковылялъ по направленію къ низенькой церковной оградѣ. Дойдя до ограды, онъ съ трудомъ перешагнулъ черезъ нее, какъ человѣкъ, у котораго застыли ноги, и затѣмъ оглянулся на меня. Когда я увидѣлъ, что онъ оглядывается, я повернулся къ дому и бросился бѣжать со всѣхъ ногъ.

ГЛАВА II

Сестра моя, м-съ Джо Гарджери, была слишкомъ на двадцать лѣтъ старше меня и прославилась въ собственныхъ глазахъ и глазахъ сосѣдей тѣмъ, что выкормила меня «отъ руки» ^[1]. Добираясь собственнымъ умомъ до смысла этого выраженія и зная по опыту, какая жесткая и тяжелая у нея рука и какъ часто накладывала она эту руку на своего мужа, равно какъ и на меня, я предполагалъ, что и Джо Гарджери, такъ же какъ и я, — оба мы выкормлены «отъ руки».

Некрасивая женщина была она, сестра моя; и мнѣ вообще казалось, что она и женила на себѣ Гарджери «отъ руки». Джо былъ бѣлокурый человѣкъ съ льняными кудрями по обѣимъ сторонамъ гладкаго лица и такими блѣдно голубыми глазами, что они какъ будто сливались съ бѣлками. Онъ былъ кроткій, добродушный, добронравный, обходительный, придурковатый, милѣйшій человѣкъ — родъ Геркулеса по силѣ, а также и по слабости.

Сестра моя, м-съ Джо, черноволосая и черноглазая, обладала такимъ краснымъ лицомъ, что мнѣ иногда казалось, что она моется теркой, вмѣсто мыла. Она была высока и костлява и почти не снимала фартука изъ грубаго холста, завязаннаго позади двумя тесемками, съ четырехугольнымъ твердымъ нагрудникомъ, утыканнымъ булавками и иголками. Она ставила себѣ въ большую заслугу, а мужу въ большую вину, что ходила почти постоянно въ этомъ фартукѣ.

Кузница Джо прилегала къ нашему дому, деревянному, — какъ и большинство домовъ въ той мѣстности и въ тѣ времена.

Когда я прибѣжалъ съ кладбища домой, кузница была уже заперта, и Джо сидѣлъ одинъ въ кухнѣ. Джо и я были товарищами въ бѣдѣ и всегда предупреждали другъ друга о грозящей намъ расправѣ, и въ ту минуту, какъ я, приподнявъ щеколду отъ двери и заглянувъ въ кухню, увидѣлъ его какъ разъ напротивъ двери въ углу у очага, онъ встрѣтилъ меня такимъ предостереженіемъ:

— М-съ Джо уже разъ двѣнадцать справлялась о тебѣ, Пипъ. Она и теперь вышла позвать тебя, что уже составитъ чортову дюжину.

— Неужто, Джо?

— Да, Пипъ, — сказалъ Джо, — а хуже всего то, что съ нею щекотунъ.

При этомъ зловѣщемъ извѣстіи, я сталъ крутить единственную пуговицу у жилета и въ большомъ смущеніи уставился въ огонь. Щекотунъ была трость, гладкая отъ частаго прикосновенія къ моемъ тѣлу.

— Она давно ушла, Джо?

Я всегда обращался съ нимъ, какъ съ большущимъ ребенкомъ и моимъ ровней.

— Да какъ тебѣ сказать, Пипъ, — отвѣчалъ Джо, взглядывая на голландскіе часы:- пожалуй, минутъ пять будетъ, какъ она вышла въ послѣдній разъ. Да вонъ она идетъ назадъ! Скорѣе, дружище, схоронись за дверь.

Я послѣдовалъ его совѣту. Сестра моя, м-съ Джо, широко распахнула дверь и замѣтивъ, что она почему-то не растворяется какъ слѣдуетъ,