2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
кар, и сверканье первой тоненькой сосульки на водосточной трубе…» Главное — «чистый колкий воздух», «прозрачно-синий свет мартовского неба». Этот живущий в сердце кусок родной земли помогает писателю с таким же любовным вниманием написать и о морях — Черном («Море») и Каспийском («Моряна»), о чудесах древней Армении («За солнцем в Армению»), Это же чувство кровной связи помогает писателю отвергнуть «выгодную» жизнь там, за океаном («Костер на ветру».)
В рассказах и путевых очерках Сергея Никитина мало людей, которых привычно именуют выдающимися. На западе его героев, вероятно, назвали бы «людьми маленькой судьбы». Все эти колхозники, сельские интеллигенты, рыбаки, лесники, бакенщики вместе составляют народ. Писатель неоднократно повторяет полюбившиеся ему слова Чехова: «Все мы народ, и то лучшее, что мы делаем, есть дело народное». Никитин начал свой творческий путь после войны. И хотя нога фашиста и не топтала Владимирскую землю, след войны, память о ней, часто горькая, лежит на судьбах героев Никитина: одни потеряли близких, других война покалечила, лишила радости жить в полную силу и трудиться. Сила советского писателя в том, что он, не забывая обо всем этом, сумел показать всю врачующую силу родной земли, гуманистической нашей нравственности. В очерках о скитаниях по Владимирской земле «Живая вода» писатель рассказал, как случайно ему удалось подсмотреть чудесный феномен человеческого счастья. В скошенной пойме он слышит тонкий женский голосок. Это голос молодой матери, убаюкивающей своего младенца. И этот жаркий деревенский полдень, и ее «счастливый, даже какой-то пьяный от счастья, смех», и сладкая тоска по мужу, который осушает болото где-то за рекой — все это та полнота существования на земле, которая доступна человеку (глава «Счастливая»).
Героев рассказов Никитина можно расположить по возрастным ступеням. Писатель охотно пишет о детстве, для взрослых и для детей. В повести «Золотая пчела» осиротевший мальчик Ваня, «щупленький, со слабой шейкой», заворожен «фиолетово-синим огоньком». «Там, где березы уже перемешались с лапастыми елями, где все еще клубился туман, откуда тянуло прохладой и сыростью, на высоком тонком стебле, чуть клонясь под своей сочной тяжестью, рос крупный колокольчик». Детство для писателя полно радостного удивления перед открывшимся миром, наивной мечтой о счастье. Оно беззащитно и требует заботы людей взрослых и сильных.
Потом приходит юность — время, когда, по словам Александра Блока, «выясняется, как человек задуман». Это и продолжение детского удивления, и новые впечатления и переживания. Моделью такой радостной встречи с жизнью является история девушки, впервые попавшей на берег моря. Все — и нежная голубизна воды, и йодистый ветер, и ощущение своего молодого тела — вызывает в ней упоение, непередаваемый восторг. Такова же и первая любовь Сени Брагина с ее тревогой, трепетом, радостью и болью («Рассказ о первой любви»). Юность нуждается в мире, и поэтому с такой скорбью мы читаем о гибели во время первой атаки Мити Иевлева («Падучая звезда»). Юность для писателя — время ответственное: отсюда в зрелость надо принести не только молодой энтузиазм, но и душевную стойкость, непримиримость по отношению к самодовольному эгоизму, мелкому своекорыстию. Надо отправляться в путь с таким грузом, который бы спас от раннего холода и душевного измельчания. По сути дела, главный конфликт большинства рассказов Никитина — это столкновение чистой нравственной основы со всем темным, чуждым принципам нашего общества. Вот в рассказе «Мой знакомый Леший» герой угнетен и своей бедностью, и попреками жены, и многосемейностью — у героя целый выводок дочерей и лишь один сын, да и тот слабоумный. Наконец-то у одной из них объявляется жених, солидный, расчетливый, ничего, что значительно старше своей невесты. И все же герой откажется от брака дочери с нелюбимым женихом. «Ах, любить бы ей в эту дивную ночь, томиться от избытка молодости, вдыхать расширенными ноздрями запах теплой хвои, блестеть в полутьме глазами…» И старательный, но не очень-то одаренный писатель, которого так заботливо опекает его супруга, вдруг бунтует против своей литературной поденщины («Серпантин»), Бежит от рутины увлеченный образом ржаного поля герой «Блистающего мира». Колхозник Иван Лукич предпочитает поехать по зимней дороге, вместо того чтобы сидеть за столом, за которым его жена угощает брата, никчемного бездельника («Мороз»). Тусклым, бессмысленным представляется бытие портного Половодцева в собственном богатом доме рядом со скопидомистой молодой женой по сравнению с открытой всем ветрам, полной служения людям жизнью врача Почемчуева («Собственный дом»). И, рисуя старость, писатель любуется непреходящим душевным весельем, задиристостью старика Завьюжина («Терновик»), Пусть неизбежно в конце жизни приходит смерть, но и в ней, точнее, в памяти, сохранившейся у близких, выясняется, «как человек задуман». Так писатель расскажет о
Последние комментарии
6 часов 31 минут назад
20 часов 25 минут назад
21 часов 58 минут назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад
1 день 7 часов назад