Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века [Коллектив авторов] (fb2) читать постранично, страница - 7

noopener noreferrer">^{31}. Если уж русские «в целом» не смогли ничего дать миру, то что же говорить о провинциальных дворянах XVIII века, большинство из которых, по распространенному до сих пор мнению, были неграмотными? Этот клубок стереотипов подводит нас вплотную к необходимости разбираться с проблемой провинциализма, «природа» которого, по мнению Майкла Куглера, «еще совершенно не прояснена» даже на материалах европейской истории^{32}. Отсутствие общей методологии и теоретического осмысления проблем провинциальной истории России требует, по мнению американской исследовательницы Анн Лоунсберри, создания специальной дисциплины «провинциальных исследований» (provincial studies), так как русская провинция до сих пор остается «вопросом без ответа»^{33}.

Терминологическая неразбериха, существующая на сегодняшний день в трудах по локальной, региональной или провинциальной истории России, хорошо отражает степень «молодости» данной отрасли исторической науки, ту ее ступень, на которой пока еще не разработаны ни терминологический аппарат, ни теоретические подходы, ни даже собственно предмет осмысления. Краткий обзор подходов и методов, применявшихся в течение уже более чем полувековой истории этого направления на Западе, может быть полезен для становления и развития локальной истории в России.

История возникновения и развития локальной истории в западноевропейской традиции

Локальная история как научное направление начала развиваться в Англии после Второй мировой войны. В 1948 году произошло два важных в этом отношении события: было открыто отделение английской локальной истории в Лестерском университете во главе с профессором Уильямом Хоскинсом (W.G. Hoskins) и была основана Постоянная конференция по локальной истории (Standing Conference for Local History), предшественница Британской ассоциации локальной истории. Этими событиями локальная история как бы разделилась на два потока: Лестерская школа стала разрабатывать подходы и методы локальной истории как «академической» научной дисциплины, а Конференция повела активную работу по накоплению и пропаганде фактов местной истории, опираясь на историков-любителей и энтузиастов. Последнее направление организационно оформило многовековую традицию английской локальной истории, уходящую корнями в так называемую «антикварную традицию» (antiquarian tradition), выдвигавшую на первый план фиксирование и коллекционирование фактов, а не их интерпретацию. Данное направление, однако, накопило огромный материал по генеалогии, семейной истории и истории повседневности, что позволило публиковать многочисленные журналы краеведческого характера и многотомные издания, такие как, например, Victoria County History (История графства Виктория, 73 тома за 1932–1977 годы)^{34}.

«Академическая» локальная история, в отличие от «антикварной», меньше всего была «озабочена складированием (stockpiling) индивидуальных, детализированных, региональных, локальных или приходских историй», как подчеркивал Ч. Фитьян-Адамс^{35}. Главное концептуальное новшество «академической» школы локальной истории можно грубо определить как переход от количественного подхода к качественному, от накопления фактов к их интерпретации. На этом пути, однако, с самого начала, по выражению Герберта Финберга, возникло «напряжение между “локализованной национальной историей” и “локальной историей как таковой”»^{36}. Традиция рассматривать процессы, характерные для национальной истории, на локальном уровне нашла отражение в работах таких авторов, как Фрэнк Стентон, Элеонора Карус-Уилсон, Джон Плам и другие^{37}. К примеру, Джонатан Чамберс в своем исследовании о графстве Ноттингемшир в XVIII веке поставил своей целью

…показать развитие локальной истории в период, предшествовавший индустриальной революции, на фоне национальной истории и [выявить] локальный материал, который не может интерпретироваться как факт национальной истории или дополнение к ней и потому традиционно исключается из существующего [исторического] знания.

В то же время Чамберс подчеркивал, что его намерение состоит в «использовании локальной истории в угоду общей истории», и адресовал свою книгу тем историкам, которые расценивают локальную историю как средство, а не как «конечную цель» знания^{38}. Таким образом, Чамберс не отходил от традиционных методов «общей» истории, лишь обогащая ее локальным материалом.

Историки Лестерской школы не были, однако, удовлетворены таким подходом. Их интересовала «провинция сама по себе», причем в большом хронологическом срезе и в своей целостности. Финберг писал: «Дело локального историка, как я его вижу, состоит в том, чтобы восстановить в