«Это вам, потомки!» [Анатолий Борисович Мариенгоф] (fb2) читать постранично, страница - 2
Книга 32998 устарела и заменена на исправленную
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (35) »
* * *
Месяца через три, промозглым туманным днем, классическим для Ленинграда, мы поджидали к завтраку Шостаковича. — А ты, Нюша, выпьешь рюмочку? — спросил я, откупоривая «маленькую» армянского коньяка. — Непременно. По погодке. Дмитрий Дмитриевич пришел, как всегда, точно в условленное время. Аккуратность, исполнительность, безусловно сдержанное слово, жизненный порядок являлись неизменными свойствами этого музыканта, самого вдохновенного в нашем веке. Шостакович приподнял рюмку: — Мне бы хотелось выпить в память Михал Михалыча. Молча выпили. Мы все по-настоящему любили Зощенко. — Мне передавали, Дмитрий Дмитриевич, что вы были на его похоронах. — Да, да, был. Конечно, был. Он лежал в гробу такой красивый. И, сморщив переносицу под очками, повторил резко и быстро, словно рассердившись на кого-то: — Очень красивый. Очень, очень. И сам разлил по рюмкам коньяк. — Давайте по второй. В его же память. Он был великий писатель. И опять сердито сморщил переносицу. — Великий, великий. А вот в покер играл отвратительно! Я терпеть не мог с ним играть. Как дурак он играл. Всегда проигрывал. Помните, как я убежал, швырнув карты? Это, Анатолий Борисович, у вас приключилось, на Кирочной. У Зощенко на руках флешь-рояль был. От короля-флешь. С джокером. А у меня тузовый покер. Так он, дурак, после третьего повышения — открыл меня. А ведь раздеть мог. Я бы лез и лез. Помните? — Конечно, помню. Разве такие случаи в жизни забываются? Это ведь, Дмитрий Дмитриевич, не вторая или третья любовь. Шостакович улыбнулся, обрадовался: — Да-да! Мой тузовый покер нарвался на флешь. Такое в жизни не забывается. Это верно, это верно. Я был в добрых отношениях с Михал Михалычем больше четверти века. С молодых лет он очень уважительно относился к медицине — к врачам, к аптекам, к лекарствам, к диетам, к медицинской литературе, наивно считая ее научной. Здоровья он был неплохого, я бы сказал — среднеинтеллигентского, но обожал лечиться, добросовестно выполняя советы врачей. Он очень боялся умереть. А вот в это трагическое дето, заболев совсем несерьезно, вдруг испугался не умереть. И до последнего вздоха решительно и упорно отказывался от врачей, от лекарств и даже от еды. Устал. Устал жить. Его жену, Нину Владимировну, в Союзе писателей спросили: «Где бы вы хотели похоронить Михал Михалыча?» Она ответила: «На Литераторских мостках». Но ей в этом отказали под каким-то глупым предлогом. «В таком случае, — сказала она, — я хочу похоронить мужа в Сестрорецке». Там была у Зощенко дача. Вернее — половина дачи. Этому желанию вдовы в Союзе обрадовались: «Пожалуйста, мы сегодня же договоримся с похоронным бюро». А вечером того же дня наше Правление долго обсуждало текст траурного объявления в газете. Обычно извещали так: «С глубоким прискорбием сообщаем о кончине…» и т. д. Но умер не кто-то, а Зощенко. Правлению Союза писателей пришлось всерьез задуматься: «Уместно ли о Зощенко печатать „с глубоким прискорбием“?» Нет, не уместно! И в «Ленинградской правде» появилось в черной рамке: «Правление Ленинградского Отделения Союза Советских писателей РСФСР с прискорбием извещает о смерти М. М Зощенко» Но вынос тела все-таки попытались обставить внушительно. Замдиректора нашего клуба тов. Миллер, выглянув из окна, поразился, что знаменитое здание на ул. Воинова окружено плотным кольцом милиционеров в форме — красные околыши, погоны и канты. Обескураженный, он немедленно позвонил в отделение милиции: — В чем дело, товарищ начальник? Мы не привыкли хоронить писателей с милиционерами в форме. — Так, так. Не привыкли, чтобы в форме? Ну, в таком случае мы их переоденем в штатское. И действительно переодели.
* * *
Было сказано: «Собаке — собачья
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (35) »
Последние комментарии
7 часов 1 минута назад
9 часов 18 минут назад
1 день 12 секунд назад
1 день 59 секунд назад
1 день 5 часов назад
1 день 9 часов назад