Твоя К. [Тереза Ревэй] (fb2) читать постранично, страница - 3

остались красноватые отпечатки.

— Это ты, голубушка. А я и не слышал, как ты вошла. Ну и как чувствует себя королева праздника?

— А ты? Как себя чувствуешь ты, папа?

Он опустился в кожаное кресло, положив руки на письменный стол, прямо на кучу бумаг. На губах появилась ироническая ухмылка, которая совершенно ему не шла.

— Насколько я помню, мы едем в театр смотреть «Маскарад». Прекрасная ирония вроде… Мне кажется, я живу этим целый день.

— Говорят, что декорации мрачноваты, — заметила Ксения, немного нервничая. — Но все равно постановка обещает быть превосходной. В театре соберется весь свет, даже члены императорской семьи.

Она удивилась своей просительной интонации. Неужели этот несчастный поход в театр имеет такое большое значение? Ксения вспомнила новое платье, сатиновые туфельки, банты, которые вплетут ей в волосы. Считать себя взрослой и в то же время с детской непосредственностью радоваться подобным мелочам?

— С января город просто погряз в праздниках, — расстроенно произнес отец, тоже, наверное, считая, что дочь думает только об увеселениях.

— Это не праздники, а благотворительные мероприятия, папа, — возразила она. — Средства поступают в пользу наших раненых.

— С такими темпами у нас скоро не останется никаких средств, — иронически заметил он. — После поражения под Танненбергом^[3], и в особенности этого проклятого отступления в Галиции, мятежи в армии не кончаются.

— Да эти солдаты просто трусы! Ни ты, ни дядя Саша никогда бы не вели себя подобным образом!

— Трусов хватает в любой армии. Это очень распространенное качество. Но вправе ли мы называть трусами людей, которых заставляют воевать всего с десятком патронов на человека? А когда патроны кончаются, вынуждают швырять во врагов камни? Напомню тебе, что в августе четырнадцатого года русские солдаты сражались как герои. Мы жертвовали собой ради французов. Только благодаря нам союзники смогли продержаться в битве на Марне, потому что немцы были вынуждены перебросить часть сил в Восточную Пруссию против наших войск. Теперь эта наша помощь обернулась нам же боком. Не будучи готовы к сильному сопротивлению противника, мы потеряли всю элиту нашей армии. А в следующем году была Галиция… — Взгляд генерала Осолина на несколько минут стал мрачным, задумчивым, а лицо искривилось, как от зубной боли. — У нас не было ни патронов, ни снарядов… Артиллерия бездействовала… В каждом полку потери составили три четверти личного состава. Я сам был свидетелем того, как простые унтер-офицеры поднимали в атаку солдат, которые не ели по трое суток. Война превратилась в бойню, это подтвердит любой мало-мальски достойный офицер. Народ недоволен. Он начинает протестовать и чем дальше, тем сильнее. Мы не можем закрывать на это глаза. И не говори мне, что ты сама этого не замечаешь, как остальные слепцы.

— Все-таки я не верю, что все так серьезно, — с отчаянием заявила Ксения. — Народ всегда протестует и устраивает забастовки. Как в пятом году, когда все кончилось наведением порядка. Теперь у народа есть Дума. Чего еще ему надо?

Генерал строго поглядел на дочь.

— Дума не представляет ни интересы крестьянства, ни интересы рабочих. Это собрание богатых людей. Народ — это уже не та безвольная толпа людей, в слепой вере размахивающих иконками перед царем-батюшкой. Это мужчины и женщины, которые очень трезво стали смотреть на вещи. Они хотят есть и не желают больше отправлять своих детей на отстрел, как кроликов. Хотят мира в самом разгаре войны. Хотят сами владеть землей, хотят… Только Господь знает, чего еще им надо!

— Кто хочет много, обычно не получает ничего.

Федор Сергеевич посмотрел на старшую дочь, стоящую перед ним со скрещенными руками и пылающими щеками. Ее серые глаза метали молнии, длинные волосы растрепались. Он знал, что она горда, иногда слишком, часто может быть непримиримой, но в эти сложные времена черты ее характера являлись хорошей защитой от неопределенности будущего. Она не обладала ни доброжелательностью матери, ни мягкостью младшей Машеньки, которая, когда вырастет, превратится в одно из женских созданий, очень любимых мужчинами, потому что знают: только мужчины смогут их защитить.

А вот Ксения сурова, колка и упряма. Она, без сомнения, из числа тех особ, из-за которых дерутся на дуэлях, которые сводят мужчин с ума, лишают их сна, завоевывают их сердца на всю жизнь, сами оставаясь при этом безжалостными, непокорными и свободными, как степные кочевники где-нибудь на окраинах мира.

Восхищаясь изяществом дочери, ее осанкой, тонкими запястьями, отец испытывал абсурдное желание завернуть эту пленницу внезапно появляющегося гнева (о его причинах он, кажется, догадывался) в пеленки, как маленькую, чтобы таким образом защитить ее от грозного и огромного мира. И неспроста. Размеры бунта росли. На днях разграбили несколько магазинов. Трамваи больше не ходили из-за частых нападений на вагоновожатых и