Крик дерева [Роальд Даль] (fb2) читать постранично, страница - 4

По-прежнему доносилось слабое потрескивание, и гудел аппарат — больше ничего. Медленно наклонившись, он прихватил большим и указательным пальцами стебель белой ромашки, что росла у него под ногами, и принялся тянуть его до тех пор, пока он не сломался.

С того мгновения, как он взялся за стебель, и до того мгновения, когда стебель сломался, в наушниках отчетливо стоял пронзительный, явно нечеловеческий крик. Он сорвал еще одну ромашку. И снова услышал такой же вопль, только теперь он не был уверен, что это крик боли. Нет, это не боль, это удивление. Так ли? Скорей, его просто нельзя сравнивать с чувствами или ощущениями, присущими человеку. Это был безликий, холодный крик на какой-то одной, ничего не выражающей ноте. То же самое было и с розами. Он ошибся, когда считал, что они кричат от боли. Цветок, по-видимому, не испытывает боли. Он испытывает нечто такое, о чем мы понятия не имеем.

Он выпрямился и снял наушники. Уже темнело, и в окнах соседних домов зажглись огни. Осторожно подняв свой аппарат, он отнес его в сарай, где снова поставил на верстак. Затем вышел из сарая, запер за собой дверь и зашагал к дому.

На следующее утро Клознер поднялся, как только рассвело. Он оделся и тотчас же проследовал в сарай. Он вынес аппарат в сад, крепко прижимая обеими руками к груди и ступая не совсем уверенно под его тяжестью. Пройдя мимо дома, он миновал калитку и перешел через дорогу в парк. Там он остановился, внимательно огляделся вокруг и двинулся к огромному буку, у подножия которого и поставил свой аппарат. Потом еще раз сбегал в дом, отыскал в угольном погребе топор и, прихватив его с собой, возвратился в парк. Он положил топор на землю рядом с деревом.

Затем снова огляделся, тревожно посматривая по сторонам сквозь толстые линзы очков. Нигде никого. Было шесть утра.

Он надел наушники, включил машину, секунду прислушивался к ставшему уже привычным гулу, потом поднял топор, расставив пошире ноги, чтобы тверже стоять, размахнулся и изо всей силы ударил топором по основанию ствола. Топор, глубоко вонзившись в дерево, застрял там, и в то же мгновение Клознер услышал в наушниках самый удивительный звук, какого ему еще никогда не доводилось слышать: похожий на глухое рычание вопль, но не быстрый и короткий, как у роз, а длившийся, наверное, целую минуту. Это вырвавшееся откуда-то из глубины рыдание было наиболее громким в ту секунду, когда топор вонзился в дерево, потом оно постепенно стихало, пока не исчезло совсем.

Клознер в ужасе смотрел на то место в стволе дерева, куда вонзился топор, затем, осторожно взявшись за топорище, вытащил топор и бросил в траву. Потом, прикоснувшись пальцами к ране, нанесенной стволу, потрогал ее края и попытался их соединить, чтобы закрыть рану.

— Дерево… Дерево… Извини… Извини… Все заживет… Заживет… и не будет больно… — повторял он.

Некоторое время он стоял, поглаживая руками ствол, затем повернулся и выбежал из парка, пересек дорогу и через калитку ворвался к себе в дом. Он подошел к телефону, заглянул в записную книжку, набрал номер и, стиснув трубку в левой руке, а правой нетерпеливо постукивая по столу, принялся ждать. Он слышал зуммер телефона на другом конце провода, затем раздался щелчок поднятой трубки и послышался сонный мужской голос:

— Алло! Да?

— Доктор Скотт? — спросил Клознер.

— Да. Слушаю вас.

— Доктор Скотт, вы должны прийти немедленно.

— Кто говорит?

— Клознер. Помните, я говорил вам вчера вечером про мои эксперименты со звуком и что я надеюсь, что смогу…

— Да, конечно, помню. А что случилось? Вы больны?

— Нет, я не болен, но…

— Сейчас половина седьмого утра, — сказал доктор. — Вы звоните мне, и вы не больны.

— Пожалуйста, приходите. Побыстрее. Я хочу, чтобы кто-нибудь услышал то, что слышал я. Я схожу с ума. Это невероятно…

В его голосе доктор расслышал ту отчаянную, почти истерическую ноту, что привык слышать в голосе людей, которые звонили и говорили: «Случилось несчастье. Приходите поскорее».

— Вы хотите, чтобы я встал с постели и пришел к вам? — медленно спросил он.

— Да, пожалуйста. Немедленно.

— Хорошо, я приду.

Клознер сел рядом с телефоном и принялся ждать. Он пытался вспомнить, на что был похож изданный деревом вопль, но ничего не получалось. Помнилось только, что ему стало до тошноты страшно. Он попробовал представить себе, какой бы крик издал человек, если бы стоял прикованный к земле, а кто-нибудь намеренно вонзил бы нечто острое ему в ногу, да так, чтобы это острие раскроило бы ему ногу и осталось там торчать. Такой же вопль? Нет. Совсем другой. Крик дерева был куда страшнее человеческого голоса именно из-за своего беззвучия. И тут Клознеру привиделось поле, засеянное пшеницей. Она стоит желтая и прямая, живая, а по ней движется косилка, перерезая стебли, пятьсот стеблей в секунду. О, господи, какой же там стоит крик! Пятьсот пшеничных колосьев, их срезают, а они кричат! «Нет, — решил он, — я не пойду на пшеничное поле со своим аппаратом.