Вирсавия [Линдгрен Торгни] (fb2) читать постранично, страница - 6
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Из двух козьих шкур, взятых в скинии Господней, устроил Шевания себе постель у порога Вирсавии. Она не говорила с ним, понимала, что его послал царь. Возвратившись в дом свой, она вдруг вся задрожала от обессиленности, а быть может, и от лихорадки, более всего хотелось ей лечь прямо на каменные плиты пола, как во дни землетрясения, она ведь и дрожала как от землетрясения. Но все же она смирила учащенное свое дыхание и усталость в членах; сделавши над собою усилие, от которого заболело сердце и помутился взор, она с виду спокойно и привычно совершила омовения, причесала волоса и приготовилась ко сну. Вот я какова, думала она, я так просто не ложусь. Когда Шевания увидел, что она вытянулась на постели и укрылась одеялом, он пошел к кувшину с водой, что стоял за дверью, и наполнил свежей водою глиняную чашку, чтобы поставить у ее изголовья. Подойдя затем к Вирсавии, он увидал, что тело ее сотрясается от беззвучных рыданий и что она спрятала лицо под одеялом, как прячет лицо умерший. Он нерешительно остановился с чашкой в руке, надобно что-то предпринять, ведь, наверное, есть что-нибудь такое, что царь велел бы ему сделать, нет сомнения, что он должен еще и оградить ее от сильных смятений и губительных чувств и мыслей. Она не слышала, как он подошел, лежала под одеялом одинокая, и покинутая, и беспомощная. Долго медлил Шевания, долго не мог решить, какой поступок будет правильным, но в конце концов наклонился к Вирсавии и поднял одеяло с ее лица; он ожидал, что щеки ее будут облиты слезами, а рот перекошен от плача. Однако лицо ее лишь чуть поблескивало от пота, и она смотрела на него широко раскрытыми, удивленными и сухими глазами, как будто бы желая услышать от него какие-нибудь слова. Я знаю, как это бывает, нерешительно сказал Шевания. Я тоже избран. Родители мои отдали меня священникам в тот день, когда Господень ковчег завета перенесли в Иерусалим из дома Аведдара Гефянина. Мои родители избрали меня и сделали благодарственною жертвой. Избрали? — медленно проговорила Вирсавия. Нам, избранным, должно понимать друг друга, сказал Шевания. Я трублю трубами у входа в скинию Господню и пред ковчегом Господним. Когда волоса у меня на висках достигнут полной своей длины и шею мою сокроет борода, удалюсь я на все дни жизни моей в скинию Божию, кровью овна мне помажут мочку правого уха, и большой палец на правой руке, и большой палец на правой ноге и так посвятят в священники. Если до той поры не изберут меня для чего-нибудь другого, добавил он. Он смутно предчувствовал, что это поручение, данное ему царем, может стать началом другого избрания. Избрали? — повторила Вирсавия. А потом спросила: Почему ты здесь? Царь послал меня. Она посмотрела на него — борода еще редкая и совсем как пух, лоб чистый, гладкий, а глаза по-детски большие и доверчивые. Нос у него был маленький и острый, гладкие, темные, почти черные волоса его закрывали уши, он робко, умоляюще и вопросительно улыбался ей своими красными, слегка выпяченными губами, от платья его шел теплый, вкрадчивый запах курений, запах священства. Но зачем он послал тебя? — спросила она. Того, кто трубит трубами пред Господом? Мне должно стеречь то, что свято, отвечал он. Свято? — переспросила Вирсавия удивленно, как бы обращаясь к себе самой. Что же свято здесь, в доме Урии? Ты. Разве же я святая? Ты избрана, сказал Шевания. Царь властен избрать святыню. И даже то, что в миг избрания не свято, исподволь преображается благодаря близости царя и делается святынею. Она чувствовала, как напряжение отпустило, когда Шевания посмотрел на нее и заговорил с нею, она уже не всхлипывала и не рыдала, наверное, оттого, что в милости своей царь Давид прислал к ней Шеванию. А царь Давид святой? — спросила она. Да, отвечал Шевания. Он помазанник Божий, пророк Самуил из Рамы избрал его по велению Господа. Святее всех живых — Господь Бог, но за ним по святости следует царь. А я? — сказала Вирсавия. Разве же я, обыкновенная женщина, могу быть святой? Святым может быть что угодно. Медный сосуд в скинии Господней, и труба, которой я трублю, и царские сыновья, и сандалии священников. Все дело в избрании. Все избранное — свято. А самое избранное есть самое святое. Шевания заговорил с пылом, и уголки рта его повлажнели. Он был рад наставить Вирсавию. Избираемое для жертвоприношения тоже свято. Дай мне воды, попросила она. Он протянул ей чашку, и она, опершись на левый локоть, стала пить. Потом отдала ему пустую чашку, вновь легла и затихла, Шевания видел по ее лицу, что множество вопросов еще одолевало ее и что из черт ее покуда не изгладились смятение и испуг. Отчего она испугана? Оттого, что
Последние комментарии
5 часов 47 минут назад
13 часов 47 минут назад
1 день 4 часов назад
1 день 8 часов назад
1 день 8 часов назад
1 день 8 часов назад