cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
становилась задумчивой.
Что можно было сделать в токой ситуации? Посоветовавшись с Ватсоном и прикинув, как действовал бы на нашем месте знаменитый сыщик, мы решили разделиться. Я взял на себя самую трудную часть задачи: проследить за кузеном мадам Толстой. Кириллу, соответственно, достались старушка и ее кот, который вызывал у нас все больше вопросов. Настораживоло, к примеру, что мадам Толстая называла кота то Мюратом, то королем неaполитанским, что, согласитесь, в нашем Глухово, где котов называют Васьками или, на крайний случай, Барсиками, выглядело более, чем странно. Разумеется, главная задача Ватсона состояла в завладении ключом от входа на чердак старого сарая.
Приступить к осуществлению своих планов мы решили немедленно, не откладывая дела в долгий ящик. В ближайшую субботу, дождавшись, пока кузен церемонно распрощается с мадам Толстой у калитки ее дома и направится к стоянке маршрутного такси, я последовал за ним на велосипеде. Разумеется, предварительно я тщательно изменил свою внешность, надев черные очки и обменявшись с Кириллом рубахами (расчет строился на том, что если кузен обнаружит слежку, то примет своего преследователя за Кирилла, алиби которого будет несложно подтвердить). Использовать парик и накладную бороду, как делал в таких случаях Холмс, с учетом почтенного возраста старика и собственной изворотливости мы сочли излишним.
Из маршрутного микроавтобуса кузен вышел у входа в парк "Архангельское". По тому, как приветствовали его охранники у билетных касс, было ясно, что в Архангельском он — свой человек. Старик приподнял шляпу в ответном приветствии и, не спеша, опираясь на трость, направился к зданию дворца, белевшему меж высокими соснами.
Пройти в "Архангельское" без билета (ста рублей с собой у меня, разумеется, не было — мама считала это слишком крупной суммой для ребенка двенадцати лет) — задача непростая даже для начинающего сыщика. Но мы с Ватсоном не привыкли пасовать перед трудностями. Выставив перед собой велосипед, я деловым шагом устремился в проходную.
— Я с дедом, — бросил я вахтеру, кивнув в сторону удаляющейся фигуры кузена.
— С Александром Иванычем?
Я кивнул. Теперь я знал, как зовут кузена мадам Толстой.
— Проходите.
Я не стал дожидаться второго приглашения тем более, что старик уже скрылся за поворотом дорожки. Поднажав на педали, я нагнал его у вечно ремонтировавшихся парадных ворот, ведущих во внутренний двор дворца. Александр Иванович, заглянув на минутку за деревянный забор, закрывавший стройку, прошел к неприметному деревянному флигельку, стоявшему неподалеку. Старик отворил своим ключем тяжелую дверь и вошел внутрь. После недолгих размышлений я последовал за ним, оставив велосипед у входа.
Конечно, это было чистой воды авантюрой, к которым, по мнению мамы, я был склонен не по возрасту, но по воспитанию (при этом следовал теплый взгляд в сторону папы). Честно говоря, я даже не знал, что буду говорить, если натолкнусь в доме на кузена. Боюсь, что мама была права, когда говорила, что я, как и папа, склонен сначала действовать, а потом думать.
Первое, что я увидел, переступив порог флигеля, — старинное, во всю стену зеркало в раме из потемневшей от времени бронзы. Зеркало было таких размеров, что я казался себе в нем лилипутом, вступающим в Зазеркалье. Замерев от удивления, я принялся разглядывать комнату, буквально набитую, как лавка старьевщика, старинной мебелью. По обеим сторонам двери, которая вела в соседнюю комнату, стояли рыцарские доспехи. Рядом с ними — два резных шкафчика, на которых покоились серебряные канделябры.
Но пора было переходить к делу. Соседняя комната оказалась рабочим кабинетом Александра Иваныча. В нём стоял большой письменный стол со множеством ящиков. А за ним, спиной к двери, сидел человек в длинном, с буклями парике и камзоле старинного покроя. По движениям его правой руки я понял, что человек что-то писал. Моим первым побуждением, как нетрудно догадаться, было как можно быстрее — и бесшумнее! — исчезнуть из кабинета. Я осторожно попятился назад и — о, ужас! — задел канделябр, который немедленно со страшным грохотом обрушился на пол.
Признаюсь, что в этот критический момент самообладание, которым я заслуженно гордился, меня покинуло. Бросившись к выходу, я уронил и второй канделябр, упавший с не менее страшным грохотом. Но, что самое странное, человек в парике даже не обернулся. Голова его была по-прежнему слегка склонена набок, а правая рука продолжала выводить что-то на лежавшем перед ним листе бумаги.
Ужасное подозрение зародилось в моем постепенно вновь обретавшем способность к дедуктивному мышлению мозгу. Я осторожно обошел вокруг письменного стола, взглянул в лицо незнакомцу — и не поверил своим глазам. Передо мной сидел искусно сделанный восковой манекен, его пустые безжизненные глаза смотрели сквозь меня. А правая рука с зажатым в нем гусиным пером с издевательским автоматизмом продолжала размеренные
Последние комментарии
5 часов 20 секунд назад
6 часов 33 минут назад
10 часов 26 минут назад
10 часов 30 минут назад
15 часов 51 минут назад
2 дней 3 часов назад