Тайному другу [Михаил Афанасьевич Булгаков] (fb2) читать постранично, страница - 16

Августа (так все мы называли его) отпрыском аристократической фамилии. Атлетически сложенный, лысый, бритый, он фигурой и лицом был похож на старого матроса... Трудно было представить „Гудок" без Августа. Официально он считался заведующим редакцией, но казалось, что у него было еще десять неофициальных должностей. ...Жил как истый бессребреник и спартанец. За все это, а еще за грубоватую, но необидную прямоту и редкостную душевность коллектив очень любил Августа». В дневнике Булгакова о Потоцком имеются лишь упоминания вскользь.

(обратно)

23

«Сочельник» пользовался... повальным презрением у всех... — 4 января 1927 г. парижская газета «Последние новости», редактируемая небезызвестным П. Н. Милюковым, поместила любопытнейшую статью «Как это было», в которой обильно цитировалась саморазоблачающая статья С. Лукьянова, одного из главных руководителей сменовеховского движения. В тексте «Последних новостей» говорилось: «С. Лукьянов поместил статью по поводу смерти Красина... Оказывается, именно Красин явился отцом, покровителем и создателем так называемого сменовеховства... Вот что произошло. Группа парижских сменовеховцев отправилась весной 1921 г. в Лондон к Красину. От него и только от него зависело „придать ему (сменовеховству. — В. Л.) смысл общественного движения"... Парижские гости поставили Красину вопрос: „Признание Октябрьской революции как неизбежного и положительного явления достаточно ли для участия в творческой, строительной работе в советской России?" Красин ответил „решительно да", и Лукьянов внушительно добавляет, что красинское „да" означало тогда „превращение субъективного явления в общественный социальный факт".

Автор договаривает неизданную страницу до конца: „Красин своим отношением к сменовеховству помог нанести наиболее, быть может, сокрушительный удар эмиграции и ее политической активности; с 1921 г. роль и значение эмиграции как реальной конструктивной силы неуклонно падает, и, таким образом, Л. Б. Красин помог народившемуся движению выполнить его историческую роль".

Дальнейшее известно, и потому — „совершенно не важно, если позднее — изжив себя — сменовеховство стало... анахронизмом, выродилось — с одной стороны — в устряловско-лежневский (выделено нами. — В. Л.) неоиационализм, сдобренный сугубым славянофильством" и т.д. — ведь „что было нужно и значительно в 1921 году, то смешно и наивно в 1926".

Неизвестная глава держалась в строжайшем секрете».

Еще раз следует отметить, что Булгаков, не зная всей подоплеки сменовеховства, постоянно давал этому «движению» правильную, резко отрицательную оценку.

(обратно)

24

...я сочинил нечто, листа на четыре... — Речь идет о «Записках на манжетах».

(обратно)

25

...к отчаянному Фаусту пришел дьявол, ко мне же не придет никто. — Видимо, Булгаков в отчаянное для него время уже основательно продумывал новую для себя творческую схему: «Художник и власть». В романе о дьяволе эта тема звучала уже в полную силу.

(обратно)

26

В течение месяцев двух я не встретил ни одной живой души, которая бы читала мой роман. — В дневнике писателя имеются очень важные свидетельства на эту тему. 26 декабря 1924 г.: «Роман мне кажется то слабым, то очень сильным. Разобраться в своих ощущениях я уже больше не могу». 3 января 1925 г.: «...боюсь, как бы „Белая гвардия" не потерпела фиаско. Уже сегодня вечером, на „Зеленой лампе", Ауслендер сказал, что „в чтении...", и поморщился. А мне нравится, черт его знает почему». 5 января: «...у меня такое впечатление, что несколько лиц, читавших „Белую гвардию" в „России", разговаривают со мной иначе, как бы с некоторым боязливым, косоватым почтением. Митин (речь идет о писателе Д. М. Стонове. — В. Л.) отзыв об отрывке „Белой гвардии" меня поразил, его можно назвать восторженным, но еще до его отзыва окрепло у меня что-то в душе. Это состояние уже три дня. Ужасно будет жаль, если я заблуждаюсь и „Белая гвардия" не сильная вещь».

(обратно)

27

«Пречистенка» — это круг русской интеллигенции, жившей на Пречистенке и в прилегающих к ней улицах и переулках, сохранивший традиции дореволюционной жизни; круг постепенно сокращался в связи с арестами членов этого сообщества; ближайшие друзья Булгакова (Н. Н. Лямин, С. С. Топленинов, П. С. Попов и др.) были из этого круга.

(обратно) (обратно)