Хультура речи [Евгений Викторович Шестаков] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

приобретет — вкатанность в асфальт. Асфальт-то сам по себе вещь неплохая, это многие отмечают, однако полная интегрированность сейчас и в Европе не абсолютное благо, а уж подавно и тут, когда даже о такой твердой вещи, как клюв, более говорить не приходится. Воробей, как правило, меньше курицы, поэтому громкость его писка при прокатывании мы во внимание принимать не будем, равно как и выпучивание глаз при этом. Так что в событийном ряду особого всплеска не видать и не слыхать, а вся трагедийность происходящего свободно умещается на ладони. Но один маленький отрицательный момент все же есть. Птичку жалко. 

ЖУРАВУШКА

— Уж ты мне журавушку-то принеси!

— Ну...

— А чё ну, тятя? Журавушку, говорю, принеси!

— Ужо принесу тебе журавушку.

— Ужо... Неси, говорю!

— Гм, неси... Неси и неси ему. Принесу ужо!

— Журавушку бы, тятя!

— Тятя, тятя! Все тятя! Журавушку — тятя! Все тятя!

— Да принес бы, и все!

— Журавушку ему!.. Неси, и все тут!!

— Говно...

— Сам вижу. Обойди.

— Обойди... Сам-то видел!..


ПЬЯНЫЕ ЕЖИКИ

1

В ежа если стакан водки влить — у него колючки сразу в гребень собираются. Стоит, качается, сопли по полу, нос красный, а если еще и очкарик — вообще противно смотреть. В голову ему быстро ударяет, а песни у них сплошь идиотские, он так-то двух слов связать не может, а тут еще икает, приплясывать начинает, и балалаечку обязательно, они всегда с балалаечками ходят, без них в спячку впадают, а если пьяный еж разорался, так через полчаса их штук триста понаедет веселых с бабами, с граммофоном и с салатами. И тут, если жить хочешь — наливай всем. Водка кончается — растворитель наливай, уксус, им лишь бы глотки залить, чтоб булькало, когда они по очереди с письменного стола на воздушные шарики прыгают, это у них старинная забава. Или один на шифоньер залезет и оттуда какие-нибудь грубые слова говорит, а остальные внизу хором повторяют, и кто первый застесняется, тот идет колеса у милицейских машин протыкать. А если баб они с собой много привезли, то начинаются у них танцы, и свет выключают, а целуются они громко, и если ты как дурак засмеешься, то они свет включают, и на ихние лица тебе лучше не смотреть. И упреки их просто выслушать — считай, легко отделался. Деньги у них часто бывают, а чувства меры никакого, и к полуночи вся пьяная орда только в кураж входит, включая тут же рожденных и только что зачатых. Здесь, правда, они о политике больше орут, но при этом пляшут, а кто устал, того силой пляшут, а если орать не может, то хрюкать должен, иначе у них считается не мужик и они пальцами показывают. И когда под утро все ежи кучей на полу храпят, а один в углу еще топчется и покрикивает — упаси тебя Господь ему замечание сделать. Враз все проснутся и снова начнут. Надо обязательно дождаться, когда последний еж фуражку на пол скинет, крикнет: «Баста, карапузики!» — и сам свалится. Только тогда их можно сметать веником в совок и выносить на улицу.

В общем, много хлопот с этими ежами. Поэтому я к ним с водкой — ни-ни!


2

Лесному ежу если наперсток водки предложишь — он сразу тебе в ноги кланяется, в хату просит зайти, бороденкой порог подметает. Приветливый они народ, особенно если у тебя в бутылке еще осталось и если не браконьер ты, а заяц или дятел приличный. Таким они завсегда рады, каждое рыло по четыреста книксенов тебе с одного наперстка сделает, а если второй нальешь — так они в твою честь сначала в ладоши хлопают, пока не оглохнешь, а потом самый почтенный еж в эту же честь речь говорит. Как отбормочется, его снова нафталином прокладывают и обратно в сундук прячут, а ты должен благодарственно ногой топнуть, третью налить и отвернуться. Они за твоей спиной когда вылакают, у кого-то обязательно нервы сдают и он верещать начинает. Пока они балалайку ищут, ты под крик и писк должен на губе играть что помнишь и глазами вращать, иначе праздника не получится, а получится другое, и тебя холодного где-нибудь за рекой в овраге найдут. Балалайка ихняя заметной музыки не дает, но организует хорошо, и через два-три песнопения весь клубок во главе с тобой идет медведю в морду стучать, или над муравейником зонтик ставить, или к божеству ихнему устами прикладываться. Оно у них с виду пенек простой, но огромная в нем моральная сила и мудрость заключены, а кто этого не понимает, того за руки берут и — поминай как звали об пенек! Зато ежли ты порядки знаешь, чужими святынями не брезгуешь, то выделят тебе из клубка и предложат самую первейшую красавицу. Тут тебе как мужчине впечатлений на две жизни хватит: и как краеведа тебя ублажит, и не далее как через час детей твоих приведет, все — копия ты, только маленькие и с иголками вместо перьев. И когда за поколение новое последнюю сэкономленную пить будете — крикни на весь лес так, чтоб белки с веток посыпались. И если одна из них на тебя упадет — значит, счастливый ты, и долго жить будешь, и даст тебе Бог