Собрание сочинений в 9 т. Т. 7. Весталка [Николай Григорьевич Никонов] (fb2) читать постранично, страница - 4


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Держи сумку… — начала стирать тушь, лишь размазала, втерла в морщины, глаза сделались несчастно старыми. — Ужас! Ой! Ну, ладно… Дома… А ты не красишься? Нет? У тебя химическая?

— Никакой..

— Ну диво… И все-таки кто ты? Где? Не молчи!

— Сестра, — ответила невысокая. — Все там же, сестра милосердия, — усмехнулась.

— Неужели до сих пор?

— До сих пор… Работаю в госпитале инвалидов. Патронажной сестрой..

— Но ведь ты же должна быть давно на пенсии? Фронтовичка! — Брюнетка круглила запачканные тушью ресницы.

— Должна… Но… Не хочу быть пенсионеркой..

— Узнаю тебя… Это ты, ты..

— Конечно — я.

— Ну, а семья? Личная жизнь..

— У тебя не сложилась? Неужели одна?

— Сложилась… Есть дочь. Сын… — она не договорила.

— Так ты все-таки замужем?

— Нет.

— Разошлись?

— Нет.

— Ничего не понимаю.

— И не надо понимать.

— Ты вдова?

— Нет.

— Господи… Но как же?

— А так… Спроси что-нибудь полегче.

— Да-да… Прости… Наверное, я..

Светловолосая отрицательно и, как могло показаться со стороны, горьковато качнула головой. Луч низкого солнца из-за крыши пал ей на лицо, и стало видно, если глянуть близко и пристально, что женщина немолода, с морщинами у переносья, как у людей, привыкших к частой сладости или постоянной боли. И это же было у нее в глазах, похожих на отраженное в них небо теплого городского сентября, где голубизна отошедшего лета еще спорила с осенней холодной зеленью. Но солнце так же внезапно потухло, и стало ясно — глаза ее зелено-серые, с желтовато-песчаным дном, а не голубые.

— Неужели с тех пор все одна?

— Расскажи лучше о себе.

— О себе… Ну, что… Я… я — генеральша, — сказала полная, при этом лицо ее несколько изменилось — не то чтобы стало строгим и важным, хотя чаще всего, обращенное ко всем людям, оно, видимо, таким и было, но просто с этими словами женщине вспомнилось и вернулось ее собственное положение вместе с нежеланием как-то оттолкнуть или унизить встреченную, но все-таки с тайной, далеко припрятанной гордостью за это звание, хотя, быть может, в этот момент ей хотелось спрятать гордость и еще поглубже.

— Вот так, Лидочка… Но как я рада, что тебя нашла, встретила, увидела. Сколько воды утекло. Слез… Жизни улетело… А я где только не была. Куда нас не заносило… И в Германии жили, и на Сахалине, и на Таймыре. Правда… Моего все переводили. Туда-сюда… Служба… И я с ним, с ребятами… Тоже маялась, таскалась… Всю красоту растеряла. А ты? Будто я с молодостью встретилась… Право… Ах, молодость… Чего там! Счастливая ты… Так выглядишь. Конечно, следишь за собой?

— …Только этим и занимаюсь.

— Нет, правда? Лидка! Лидуша… Милая… Фу, чего он сигналит?! Да, сейчас… Он на службе… Сейчас! Лида! Заходи к нам. А может, поедем? Сейчас? Моему на службу. А там… Шофер довезет. И к нам… Познакомлю с мужем. Идем! — Привычка важных офицерских жен все решать на ходу.

— Что ты? Я же на работе.

— Лидочка, едем! Вот машина! — убеждала генеральша.

— Не могу, Валя. Что ты? В другой раз. Выберусь к тебе сама. Сейчас еду навестить больного.

— В Комсомольский? Там же новостройка. Грязюка… Ну, хочешь я тебя довезу?

— Да что ты..

— Лидка, поедем. Сказано, довезу… Вот еще..

— Нет-нет, — оборонялась светловолосая. — Сейчас будет автобус. Народу немного. Да на машине там и не проехать. Грязи по колено. Осень..

— Ах, какая ты! — брюнетка поежилась… — Даже холодно… Нет, ты не изменилась. Как была несговорчивая… Так и есть. На номер, телефон. Звони. Надо встретиться. Нельзя же так… Квартиру посмотришь. Мы в городке, за штабом округа сразу. Дом пятнадцать, квартира семь. Запомнишь? А ты где, не в Комсомольском ли?

— Нет. В Юго-Западном.

— Квартира какая?

— Однокомнатная. Нам хватает.

— Нн… Хватает… Но как это я тебя заметила! Сорок лет — и я узнала… Ты так сохранилась..

— Спасибо тебе.

— А помнишь наш класс? Уже, наверное, половины в живых нет. Особенно ребят. У нас ведь тогда и выпускного не было.

— Да. Нет многих. Я узнавала. И Миша Пирогов погиб, и Алеша Золотов..

— Постой, постой. Какой Пирогов?

— Ну, Пирогов. Миша… Мишка… Ну, твой же. — Глаза и губы светловолосой выразили удивление, такое удивление, что толстая женщина задумалась.

— Мишка? А-а… Ну, да… Но… Ведь за мной… За нами то есть… Вся школа бегала. Да… Мишка, Мишка… Пирогов… Теперь помню. Такой был худой, высокий, черненький? Да?

— Да не высокий он был. Как раз из-за этого ты его и не любила, кажется.

— Ну, может быть… Время, Лидка… Время… Все спуталось… А помнишь, нас «две ягодки» звали? Это из-за моей фамилии, наверное. Теперь уж я ее почти забыла. На себя не похожа стала. А уж про вес не говорю. Худею, худею — ничего не получается. Мой даже ругает: «Фу, какая ты толстая!»

Из «Волги», стоявшей неподалеку, опять раздался сигнал.

— Ну, какой! — раздраженно сказала генеральша. — Не может подождать… Ты извини, Лидуша. На службе