Гея (1988) [Кир Булычев] (fb2) читать постранично, страница - 139


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

говорит он ночью Черному Богу.

— Приходи, — говорит он днем Белому Богу.

В тот час, когда Огненная Тыква уже скрылась в тумане, но еще не взлетела Тыквенная Лепешка, в тот час, когда ушел день, но еще не пала ночь, в хижину великого вождя приходит Белый Бог, одетый в легкие белые шкуры, охраняющие его от ночной прохлады и укусов злых насекомых. Он садится на место гостя и видит, что приготовлено три блюда.

— Ты кого-то ждешь, Балумба? — спрашивает он удивленно.

Балумба-Макомбе молчит, потому что полог хижины поднимается и грузно входит Черный Бог, шевеля множеством своих рук.

— Кто это у тебя, Макомбе? — спрашивает он удивленно.

Боги смотрят друг на друга и не верят тому, что видят. «Я правильно поступил, — думает Балумба-Макомбе. — Боги сами разберутся, кто из них самый сильный, самый добрый, самый мудрый. Пусть сами решат, кому быть новым Богом народа Балумба-Макомбе».

Он тихонько встает, берет деревянное блюдо с остро пахнущей, зажаренной на костре свиньей и уходит в капище — покормить напоследок голодных старых богов.


Валерий Кичин Эта фантастическая реальность





Что может быть дальше от фантастики, чем фотография, искусство документальное? Фотография, имеющая дело с видимой реальностью и только ее отражающая?

Но посмотрите снимки, напечатанные на этих страницах. Их мир и узнаваем, и необычен. Он построен из кирпичиков, хорошо знакомых каждому. Вот прибой, пена, стекающая по прибрежному песку. В ее прихотливых узорах можно разглядеть и жар-птицу, распластавшую свои крылья в полнеба, и морского дьявола, и хитрого лисенка… Это сказки, которые рассказывает нам море, — нужно только уметь их услышать, увидеть.

Или древесная кора — разве не напоминает она морщины много пожившего человека?

Мертвая птица на песке. Мертвые крылья, словно руки в мольбе, подняты ввысь. Они отбрасывают зловещие острые тени. Пенистые, тяжелые волны нависли вверху, там, где небо.

Перевернутый мир, где гибнут птицы…

Хорошая фотография всегда несет в себе мысль, страсть художника, ее создавшего. Он не просто фиксирует явления окружающего мира — он выражает свое отношение к нему. Литовский фотохудожник Виталий Бутырин делает в сущности то же самое, но он настойчиво стремится увидеть в летучих проявлениях реальности их потаенные связи и глубинный смысл. Деталь тогда становится символом, когда композиция обретает черты философского обобщения. Снимки Бутырина — непрерывная цепь ассоциаций, неожиданных сопоставлений, всегда осмысленных и несущих в себе некую новую, высеченную в этих столкновениях идею. Предметом этих снимков-коллажей становится уже не событие и не явление, а сам ход авторских размышлений. Предмет для фотографии достаточно необычный.

Фантастика ли это? В широком смысле — да. Хотя внимательный зритель, конечно, угадает прежде всего земные истоки фотофантазий Бутырина. Традиции литовского искусства, тяготеющего к философскому осмыслению мира. Образы, навеянные Чюрленисом и Межелайтисом. Даже музыкальность прославленных полотен и строк каким-то образом живет в этих снимках, останавливающих взгляд не только своей необычностью, но и особой, внутренней гармонией.

Здесь можно найти по сути все ответвления и разновидности фантастики. Плакат-предостережение, когда реально существующие тенденции современности доводятся до их тревожащего ум и совесть логического конца («Аппассионата», «Стройка»). Мечту, прогноз, попытку угадать контуры грядущего, а также дальних миров, скрытых от нас расстоянием или временем («Терpa инкогнита»). И конечно, «чистую сказку» («Сказки моря», «Сказочный мир»). Здесь есть фантастика-прием и фантастика-цель, предмет повествования.

Вот чего нет — это однозначности, утилитарности. Даже плакат решен средствами поэзии — передает не логическое умозаключение, а состояние души. Потому и волнует, и запоминается.

Каждый снимок — плод долгого, скрупулезного труда. «Остановить мгновение» для Бутырина — лишь первый этап. Это заготовки, разрозненные детали, рассыпанные, словно детский конструктор. Идеи становятся явью в лаборатории. Для иных снимков использованы десятки негативов.

Почти двадцать лет работы в фотографии принесли литовскому мастеру мировое признание. Он почетный член нескольких фотографических организаций у нас и за рубежом, ему присвоено звание художника Международной федерации фотоискусства. Ни одна крупная выставка фотофантастики в мире не обходится без снимков одного из оригинальнейших мастеров трудного и необычного жанра. Постоянно пополняется обширная коллекция наград и призов.

Перелистаешь каталоги этих выставок — и видишь, какая зыбкая граница отделяет тут порой серьезное размышление от трюкачества, потребность высказаться от желания эпатировать публику. Осколки реального мира, рассыпанные в десятках негативов, для многих