Плач по мечте [Максимилиан Сергеевич Уваров] (fb2) читать постранично, страница - 41

шкафа кулаком, потом еще раз, сильнее, потом стал бить кулаками со всей силы, пока соседи сбоку не начали барабанить в батарею.

Артем посмотрел на шкаф в ярких пятнах его крови, на свои руки, на бегущие серые облака в окне, упал на колени и заплакал.

Он не помнил, когда плакал последний раз, и уж точно знал, что никогда не молился. Сейчас, стоя на коленях перед шкафом, он просил только одного: чтобы проход открылся. Он просил, чтобы его пропустили обратно. Просил, чтобы Роза и Давид были живы, и если ему не будет суждено жить с ними, чтобы он просто был рядом, издали наблюдал за ними и защищал от неприятностей и бед.

Слезы и слова кончились, и на Артема навалилась пустота. Она просочилась в него через поры кожи, заполнила его изнутри своей чернотой и уняла боль в сердце. Ему захотелось тишины. Он вошел на кухню, протянул руку к часам с кукушкой и остановил маятник. Пройдя в комнату, Артем плотно зашторил шторы на окнах и лег на кровать.

— Лучше бы я умер, — прошептал он кому-то в темноте.

Артем не знал, сколько он пролежал на кровати. Возможно, несколько часов или несколько дней. Время остановилось для него вместе с часами на кухне. Встать его заставило чувство голода. Желудок болезненно сжался и завыл. Артем сварил себе пару яиц, отрезал два тонких куска хлеба, намазал их маслом, налил чая и съел это все, не чувствуя вкуса.

— Погоди-ка, — сказал он себе. — Проход закрылся, и меня выбросило. Я не смогу попасть в прошлое потому, что… потому, что я его изменил! Значит… Значит, Роза и Давид остались живы!

Он бросился к комоду и достал оттуда альбом с фотографиями. На самой последней странице старик хранил вырезки из газет и ксерокопии документов, которые ему удалось раздобыть в архивах.

— Вот оно, — Артем достал лист А4 с серым текстом.

Это был список погибших при погроме четырнадцатого августа сорок шестого года. Артем смотрел на знакомые имена, и его сердце сжималось. Зойка, Фима, Анна Аркадьевна… Розы и Давида в списках не было.

— Значит, они выжили. Дед! Как же ты не увидел в списках фамилии сына? — спросил он у старика. — Хотя… как ты мог знать, что Лившиц Д. И. — это твой сын? Роза дала ему свою девичью фамилию, а когда ты на ней женился, она носила фамилию первого мужа. Поэтому ты не просил спасти еще и его. Погоди-ка…

Артем вскочил, подошел к шкафу, запустил руку в щель между ним и стеной и нащупал бугорок клея. Конверта с фотографией не было.

— Дед, — Артем облегченно вздохнул. — Ты нашел фотографию, — он улыбнулся пустоте. — Уверен, что ты был счастлив. Главное, что они остались живы и ты увидел сына, пусть только на фото. А мне остается только смириться и жить дальше…

И он стал жить…

Дни тянулись за днями. Утром Артем уходил на работу, а после нее до темной ночи бродил по городу. Он проходил по старым каменным дорожкам сквера и подолгу стоял у высохшего и позеленевшего от времени фонтана. Он смотрел на бегающих вокруг фонтана детей, на стариков, чинно сидящий на лавочках, на девушек в огромных наушниках, на парней с планшетами и телефона в руках. Он проходил по знакомым улицам, трогая рукой холодные камни домов.

Парк встречал его щебетом птиц, детским смехом и музыкой, доносящейся из уличных кафешек. Он сразу нашел беседку. Она стояла на том же месте, что и в прошлом. Ее крыша была покрыта досками, ступеньки — облеплены бетоном, а вместо разбитых скамеек стояли новые, из литого железа. Он уселся на одну из них, протянул руку и погладил ствол дерева, на котором была вырезана кривая надпись «ДА».

Жизнь потеряла смысл. Он просто жил, сам не зная, для чего и зачем. Небольших денег, которые платили на работе, ему более чем хватало. В его холодильнике был постоянный ассортимент продуктов: яйца, масло, молоко. Иногда он покупал курицу или кусок мяса. Он редко брился и практически не стригся. Старых друзей и знакомых избегал. Соседи шептались о том, что нехорошая квартира старика наложила на него свой отпечаток и свела с ума. Люди обходили стороной странного небритого и обросшего парня, гуляющего по улицам. Милиция часто тормозила его и требовала предъявить документы, подозрительно принюхиваясь и заглядывая в серые потухшие глаза.

Был последний день лета. Артем по обыкновению сидел на скамейке в беседке, и его пальцы гладили буквы на стволе дерева. Из-под длинного рукава рубашки на запястье выглядывала самодельная татуировка: 140846. Вечер медленно окутывал парк темнотой и сыростью.

— Ох ты, Хосподи! — раздался тонкий старушечий голос. — Напугал, окаяннай, — на ступеньках беседки стояла маленькая бабулька с плетеной корзинкой. В корзинке вместо грибов громко позвякивали пустые бутылки.

— Не пугайся, мать, — улыбнулся ей Артем. — Не обижу.

— Да ты странный какой-то. Я уж подумала, привидение из прошлого увидела, — старушка вошла в беседку, поставила корзинку на пол и уселась рядом с Артемом.

— Так я и есть привидение… из прошлого, — вздохнул Артем.

— Тю-у-у… — всплеснула руками