Второй шанс [Эндрю Гросс] (fb2) читать постранично, страница - 106

далеко Четыре месяца спустя...

Мы собрались в церкви на Ла-Салле-Хейтс ярким и чистым мартовским вечером почти через пять месяцев после того страшного кровавого дня, когда здесь прогремели выстрелы. Следы от пуль были аккуратно закрашены, а арочное окно с некогда чудесным витражом закрыто занавеской, специально приготовленной для сегодняшнего события.

В церкви присутствовало все городское начальство с женами и детьми. Между рядами суетились телевизионщики, старательно снимая все, что могло пригодиться для вечернего выпуска новостей.

На небольшом подиуме детский хор тщательно выводил «Я улечу далеко», и их звонкие голоса гулко разносились под сводами церкви и были слышны даже во дворе. Многие прихожане прихлопывали в такт церковного гимна, а некоторые просто сидели молча, вытирая слезы.

Джилл, Клэр, Синди и я стояли в самом конце зала и с волнением слушали детей. Когда они закончили исполнять гимн, на кафедру медленно поднялся Эрон Уинслоу. Он был прекрасен в своем черном одеянии, откровенно гордился своими воспитанниками. Эрон продолжал встречаться с Синди, и мы очень радовались, что из них получилась такая замечательная и на редкость счастливая пара.

Заметив пастора, прихожане затихли. Эрон оглядел переполненную церковь, повернулся к детям и произнес:

— Всего лишь пять месяцев назад звонкие детские голоса были прерваны выстрелами сумасшедшего убийцы-маньяка. Я видел, как пули свистели над головами детей, врезались в стены церкви и разрушили наше чудесное окно с красивыми витражами. Все дети были охвачены ужасом и никак не могли понять, почему в них стреляют. И мы до сих пор задаемся вопросом, ради чего пострадали самые юные и самые невинные из нас?

Из глубины зала донеслись громкие крики «аминь». Синди наклонилась ко мне.

— Он хорош, не правда ли? — прошептала она мне на ухо. — Он самый лучший проповедник, потому что всегда говорит искренно.

— И ответ на этот вопрос заключается в следующем, — продолжал тем временем Эрон, обращаясь к притихшим прихожанам. — Эта невинная жертва проложила нам путь, по которому мы должны пройти. — Он сделал паузу и обвел взглядом притихший зал. — Мы все связаны одной нитью. Все, кто пришел сюда, чтобы почтить ее память, и те, кто понес невосполнимую утрату. Все мы — черные и белые — страдаем от ненависти. И тем не менее каким-то чудесным образом нам удается преодолеть ее. И мы выдержим это испытание, я не сомневаюсь.

Он кивнул группе празднично одетых детей, которые стояли возле белой занавески. Девочка лет десяти с косичками потянула за веревку, и занавеска упала на пол. В зале раздались восторженные возгласы. Помещение церкви залилось ярким солнечным светом, пробивающимся сквозь новое витражное стекло. Все дружно зааплодировали, а детский хор запел новый гимн.

Я слушала звонкие детские голоса, и в душе рождалось щемящее чувство боли и сострадания. Мне подумалось, как много важных событий прошло с тех пор, когда я впервые приехала сюда расследовать убийство Тэйши Кэтчингс. Я так растрогалась, что на глазах появились слезы. Клэр заметила мое волнение и пожала мне руку, Синди обняла за плечи, а сзади я чувствовала горячее дыхание Джилл.

— Я была не права, — тихо промолвила Джилл, — когда сказала еще в больнице, что этот негодяй неизменно побеждает. Нет, мы победили, а такие отбросы общества всегда терпят поражение, хотя и причиняют немало зла. Просто иногда надо дождаться окончания игры.

Мы смотрели на новое витражное стекло, на котором Иисус, облаченный в светлые одеяния, благословляет своих последователей, а над его головой ярко сияет нимб. Позади Христа идут его сподвижники и среди них — женщина. Она обернулась и протянула руки навстречу маленькой черной девочке.

И эта девочка очень была похожа на Тэйшу Кэтчингс.

* * *

Через две недели, в пятницу вечером, я пригласила подруг к себе домой на ужин. Поводом послужили слова Джилл, которая сообщила, что у нее важные новости и она хочет поделиться с нами.

Возвращаясь с рынка с двумя огромными сумками продуктов, я наткнулась в вестибюле дома на кипу почтовых отправлений. Среди них были каталоги, журналы, почтовые извещения и рекламные объявления.

Я хотела пройти мимо, но неожиданно остановилась. Из-под этой горы бумаг виднелся уголок белого конверта, украшенный голубыми и красными стрелами. Но мое внимание было обращено не на конверт, а на почерк отправителя. У меня даже дух перехватило от изумления. На конверте был обратный адрес — «Кабо-Сан-Лукас, Мексика».

Я поставила сумки на пол, взяла конверт и открыла его. Внутри оказались небольшая фотография и лист бумаги, испещренный до боли знакомым почерком.

"Моя любимая доченька, — говорилось в начале письма. — К этому времени тебе уже известна правда. Я проделал долгий путь, пока не остановился в этом чудном месте. Было нелегко, но я наконец нашел пристанище и не намерен метаться по жизни. Не сомневаюсь, ты поняла, что произошло на ступеньках Дворца правосудия в