Рог Изобилия. Рассказы [Владимир Васильевич Григорьев] (fb2) читать постранично, страница - 68

которую он ненавидел, как когда-то жену. Разлепляя по утрам веки, он видел прежде всего ее, штангу. Она была самой значительной вещью в комнате. И настроение пропадало. Ум требовал единоборства с мертвым металлом, заставлял толкать чугунные пуды вверх, чтоб не дрябли мышцы, а организм не желал мучительной нагрузки. И вот раньше по утрам его поднимала жена, теперь он поднимал штангу». («Золотые пули для привидения»)

Драма идей, движущая наукой, всегда будет откликаться драмой сердца. Однако фантастика, по-моему, обладает повышенными привилегиями на жизнерадостность.. Она живет не только в сфере эмоций, естественно подверженных частым приливам и отливам; она неотделима от жизни обостренного разума, во все века напряженно, непрерывно развивающегося. Здесь всегда прилив, всегда наступление, и пусть, как во всяком наступлении, солдаты его гибнут, но гибнут на дорогах победы, а не поражения. Поэтому-то в потенции своей фантастика является, наверное, одним из самых оптимистических жанров литературы.

Жизнеспособность фантастики подтверждается многими предсказаниями, сделанными на ее страницах и сбывшимися впоследствии. Книги ее - курс предвидимой истории, и к ним точно подходят слова Аристотеля, адресованные истории вообще:

«Художественное изображение истории более научно и более верно, чем точное историческое описание. Поэтическое искусство проникает в самую суть дела, в то время как точный отчет дает только перечень подробностей».

Но жизнеспособность рассказа, повести, романа - это жизнеспособность его героев. Кто же они такие, эти герои писателя? Это он сам, его всевозможное «я», медленно складывающееся из всех остальных букв и всегда остающееся единственной, последней, но самой значимой и близкой каждому буквой алфавита. Завидовать, однако, присутствию этого «я» художника не рекомендуется: как известно, оно и бывает той собакой, на которой художник проводит свои хирургические эксперименты.

Понятно, что судьба литературных героев находится в большой зависимости от судьбы писателя, характера его конкретных связей с жизнью, пережитой им любви, привязанностей, жилищных условий, наконец. Значит, пожелать доброго героям фантастического эпоса - это то же, что пожелать удачи самим писателям-фантастам.

Я родился в середине тридцатых годов, когда наша страна вдруг (для внешнего мира) осуществила ряд удивительно смелых научных экспериментов и экспедиций, цикл грандиозных строек. Дух тех лет живет в моем поколении. И, смею надеяться, движет фантастикой наших дней.

Вл. Григорьев