Фельдегеря генералиссимуса [Николай Rostov] (fb2) читать постранично, страница - 6

хозяина, и горячий грог согревал тело и ожесточал душу. На то он и английский грог, чтобы ожесточать, — и душа англичанина, чтобы ожесточаться. Англия была на краю гибели, и причиной тому были русский император Павел Ι и французский император Наполеон.

Глава четвертая

В кабинет московского генерал-губернатора Порфирий Петрович вошел пошатываясь и подволакивая левую ногу.

На сером его сюртучке болталась на нитке одна единственная оловянная пуговица. Руки его нервически дрожали и все ловили — и никак не могли поймать эту оловянную пуговицу; воспаленные глаза горели сумасшедшим огнем, недельная рыжая щетина на щеках пылала пожаром.

— Да как ты смел, милостивый государь, в таком виде ко мне явиться? — содрогнулся от гнева Ростопчин.

— Простите, граф, — только и успел ответить шепотом Порфирий Петрович — и окаменел!

Пять минут продолжался приступ артиллерийского капитана в отставке, и все это время негодующе ходил вокруг него московский генерал-губернатор, сотрясая воздух уже не русским матом, а изящными французскими фразами, не менее колкими и грозными.

Если бы он знал, что сейчас видется-грезится Порфирию Петровичу, вот бы он удивился!

А Порфирию Петровичу виделась-грезилась зимняя Сенатская площадь в Санкт-Петербурге в мельчайших подробностях, хотя в Петербурге он отродясь не бывал.

Шпалерами, по-батальонно, стояли на этой площади гвардейские войска.

Бунтовали!

Но бунтовали они не против нынешнего, Павла Ι, императора, а против его сына — императора Николая Павловича.

— Полковник Тушин, — кричал на Порфирия Петровича император, — что вы медлите?

— Государь, — бесстрашно отвечал только что произведенный в полковники капитан артиллерии в отставке, — еще не все бунтовщики подошли. Видите, — указал он рукой на идущих мимо них преображенцев. — Сейчас они, голубчики, каре свое на площади выстроят, тогда мы по ним картечью и жахнем.

— Благодарю за службу, генерал Тушин! — обнял за плечи Порфирия Петровича император, когда первые же залпы картечи сдули с площади гвардейских бунтовщиков в черную полынью Невы.

По небритой щеке Порфирия Петровича в грезах и наяву потекла ледяная слеза, и он очнулся.

— Простите, граф, — сказал он смущенно, — за столь мизарабельный вид. — И смахнул слезу со щеки. — Гнал всю ночь к вам из Тверской губернии, торопился. Дело не терпит отлагательства!

— Из Тверской губернии? — холодно удивился Ростопчин, а сам подумал: «Эко куда тебя, пьяницу, занесло!»

— А вы разве не получили моего письма? — удивился в свою очередь Порфирий Петрович. Холодность московского генерал-губернатора его несколько смутила, но он тотчас понял, что граф в полном неведенье на его счет, Бог знает что вообразил о нем и потому так с ним холоден.

— Письмо? — взметнул брови Ростопчин. — Никакого письма от тебя не было. Прохор! — кликнул он своего слугу. — Всю почту ко мне на стол за последние две недели.

Прохор выбежал из кабинета, а в кабинете воцарилась тягостная тишина.

Ростопчин бочком подошел к Порфирию Петровичу и глубоко втянул ноздрями воздух. Перегаром от капитана в отставке не пахло. Пахло морозом и антоновскими яблоками. Ростопчин понял свою оплошность, взял Порфирия Петровича за его дрожащие руки и усадил в кресло, а когда Прохор принес затерявшееся письмо, даже не стал его читать.

— Закуски и водки! — сказал он слуге и ласково обратился к Порфирию Петровичу: — Ты уж извини меня, голубчик. Содом и Гоморра кругом, сам видишь. Извини. — И нетерпеливо добавил: — Рассказывай! Не томи душу.

— Сейчас, — устало ответил Порфирий Петрович. — Только с мыслями соберусь… Значит, — продолжил он задумчиво, — с ротмистром Марковым выехали мы к вам за полночь. Отъехав версты две от дому, я вдруг сообразил, что ехать в Москву — лишний крюк. Дело было ясное и так, к тому же, как я полагал из вашего письма, граф, весьма срочное. И я свернул сразу же на Петербург.

— Позволь, Порфирий Петрович, — перебил его Ростопчин, — в моем письме ничего не было сказано о сути дела, ввиду его совершенной секретности! И ротмистр Марков не был в него посвящен.

— Разумеется, граф, — невозмутимо ответил Порфирий Петрович, — Марков ничего не знал, а даже если бы и знал, ничего бы вразумительного не сказал бы. В белой горячке прибыл ко мне сей драгун и до сих пор, прошу прощения за каламбур, в ней пребывает. Но то, что он твердил в бреду, и открыло мне секретную суть дела!

Знал бы Ростопчин, с каким превеликим трудом дался Порфирию Петровичу этот каламбур, тут же бы на месте троекратно расцеловал бы капитана артиллерии в отставке за его несгибаемое присутствие духа, потому что вся соль каламбура была не в игре слов «прибыл», «в ней пребывает», а где пребывает, т. е. находится сейчас этот драгун в своей белой горячке!

Разумеется, я не скажу, где сейчас находится ротмистр Марков, раз Порфирий Петрович об этом не сказал.

— А