По частям [Оскар Кук] (fb2) читать постранично, страница - 4


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

где Мойра накануне купила несколько мотков шерсти для вязания. То есть, когда она открыла ее, у нее не было каких-либо сомнений или подозрений на этот счет.

— Она послала за вами?

Я кивнул.

— А вы? Что вы сделали? — спросил Уорвик, с трудом подавляя возбуждение.

— То же, что и раньше. И результат оказался как и в прошлый, раз никаких улик.

— Но ведь за ней, наверное, установили наблюдение? — дрожащим голосом предположил Уорвик. — Дальше, наверное, было намного проще?

— Полиция тоже так думала, но они ошибались. Как они могли установить, кто именно вступал в контакт с Мойрой, проходил мимо нее в магазине, в поезде, на автобусной остановке? Им бы пришлось вести наблюдение за сотнями людей.

В общей, они сдались. Мойра уехала в деревню и в течение месяца ничего не случилось. Сам я оставался в городе, и так получилось, что за это время дважды встречался с Грегори, хотя не затрагивал в разговоре с ним этого вопроса. Вскоре после того, как Мендингэм исчез, Грегори отпустил по этому поводу несколько замечаний, но я тогда никоим образом не увязал их с происходящим.

— Да уж! — Уорвик предложил мне сигарету и выбросил свою, так и не зажженную, которую он всю изжевал.

— Затем, — продолжал я, — Мойра по почте получила ступню ноги, а спустя некоторое время еще одну — на сей раз ее доставили с нарочным. Женщина едва не сошла с ума, что, впрочем, неудивительно. Следующими поступили предплечье правой руки и левая нога, отрезанная по колено. При этом каждый раз к посылке была приложена какая-нибудь личная вещь Мендингэма, хотя, как мне кажется, не было никакой необходимости в столь изощренном демонстрировании подобной жестокости.

— Получается, отправитель словно подчеркивал моральный аспект своей мести, так ведь — с некоторой нерешительностью предположил Уорвик.

— Совершенно верно. Но последняя посылка переполнила чашу терпения. Мойра потеряла сознание и ее отвезли сначала в какой-то приют, а затем в психбольницу, где она стала утверждать, что является женой фермера, все время требовала, чтобы ей дали нож для мяса, и беспрестанно охотилась за «тремя слепыми мышами».

Я сделал паузу и поднес руки к глазам.

— Мойра всегда мне нравилась, и одно время я даже рассчитывал на некоторую взаимность с ее стороны.

Несколько минут в комнате были слышны лишь раскаты грома, треск взрывающихся молний и шум ливня за окном. Наконец Уорвик нарушил наше молчание.

— Это все? — спросил он.

Я отвел руку от лица.

— Я молил Бога, чтобы так оно и было! Вам что, требуется продолжение?

— Но вы могли бы снять с души и это воспоминание, спокойно проговорил он. — Хотя должен признать, что это действительно самая жестокая и печальная история, которую мне когда-либо приходилось слышать.

Я постарался взять себя в руки. В принципе, я почти все уже рассказал и полагал, что по завершении этой истории мы выпьем еще.

— Так вот, после того как Мойра оказалась в психбольнице, посылки больше не поступали. Она продолжала получать письма, однако ни одной ужасной передачи типа предыдущих. Неожиданно это обстоятельство поразило меня, и в мозгу словно вспыхнуло слово: «Месть».

— Грегори! — только и смог прошептать Уорвик.

— Да. Именно так мне все это виделось. Действительно, он был весьма хладнокровным человеком, хотя по-своему любил Мойру, пусть даже в его чувстве было что-то собственническое. Если выражаться вульгарно, она и Мендингэм попросту облапошили его, и он вознамерился отомстить им обоим. Это должна была быть жестокая, хитрая и долгая месть. И еще одна мысль посетила меня: не могло ли так получиться, что Мендингэм все еще жив? В конце концов, Грегори был хирургом, к тому же очень талантливым. Мендингэма же пока никто не обнаружил — ни живого, ни мертвого. В посылках же не было ни одной жизненно важной части тела. И еще я тогда подумал и буквально содрогнулся от чудовищной мысли: промежуток времени между этими посылками был достаточен, чтобы Мендингэм мог оправиться и набраться сил для того, чтобы перенести очередную операцию.

В тот самый день мы обедали с Грегори — это было впервые после его возвращения из-за границы. Совершенно случайно я обратил внимание на то обстоятельство, что Грегори не стал заказывать мясное блюдо, хотя на аппетит за столом в общем-то не жаловался. В беседе я упомянул Мендигэма, но он ограничился вежливой ремаркой. Затем я коснулся Мойры, но и эта тема его не увлекла. После этого мы стали обсуждать его новую книгу — здесь он заметно оживился, стал по-настоящему разговорчив. В частности, с жаром восхвалял моральные принципы этого племени, члены которого, по его словам, не лгали и не воровали, а супружескую измены считали самым смертным грехом. При этом они без малейших колебаний применяли смертную казнь, если считали это уместным. Если верить ему, люди эти были не аморальны, а как бы над моралью, и в подтверждение своих слов он сослался на один довольно-таки