Феникс Побеждающий [Джон Райт] (fb2) читать постранично, страница - 3

полиструктурных материалов и энергетических поверхностей — было побольше. Они болтали и смеялись, изображали и сигнализировали, в воздухе чувствовался заряд карнавального веселья — многие пританцовывали под музыку, которой Фаэтон не слышал, а некоторые ныряли и скользили среди стоящих в пруду статуй и построек.

Обычно такие толпы не собирались. Украшения Виртуальности могли бы подсказать, какой праздник тут назревает, но, разумеется, он их видеть не мог.

А люди улыбались ему и доброжелательно кивали:

— С Новым Тысячелетием! Живите ещё тысячу лет!

Только сейчас Фаэтон понял, насколько ему не хватало и не будет хватать зрелища приветливых лиц. Он, улыбаясь, приветливо махал рукой и поздравлял в ответ:

— И вам тысяч лет!

Но тут же напомнил себе об осмотрительности. Вроде бы протоколы Маскарада более его не защищали, поскольку Фаэтон больше не принадлежал обществу и, следовательно, в празднике не участвовал. Но многие ли вообще попытаются определить личность того, кто под маской на карнавале? Очень немногие, подумал Фаэтон.

Никому не было позволено оказывать Фаэтону помощь, подавать деньги, еду и питьё, делиться убежищем, продавать или покупать товары и услуги. В теории, указ Наставников не запрещал взгляды, улыбки и разговоры, хотя на деле он и этого едва ли получит.

Если Фаэтон попытается что-нибудь купить, в сделку непременно вмешается Аурелиан и предупредит прохожего, что тот собирается иметь дело с изгоем, но Аурелиан совершенно точно будет молчать, пока Фаэтон не брал еды, денег или чего-либо ещё. Софотеки издревле не сообщали ничего, о чём их не просили напрямую.

Однако даже избегать щедрот оказалось непросто. Шли молодожёны, рука в руку, и раздавали всем снимки ещё не зачатых детей. Фаэтон улыбнулся, но фото не взял. Девочка (или некто в её облике) скакала на одной ножке и лакомилась сладким воздушным шариком. Она предложила конфету Фаэтону — тот от еды отказался. Жонглёр-виночерпий, окружённый поющими хлопушками, подкатился на своём пузыре и попытался всунуть в ладонь бокал, и Фаэтон едва успел отдёрнуть руку.

Жонглёр нахмурился и указал двумя пальцами — жестом опознания — на грубияна в маске, но тут в жонглёра врезался тощий гиноморф, на котором из одежды была разве что сотня шарфов удовольствий. Бокалы и бутылки разлетелись во все стороны от его пьяных объятий, оба рухнули и покатились кубарем, распевая гимны Афродите. Фаэтон тем временем поддался течению толпы и поплыл с нею дальше.

Люди выходили через ряд высоких, семидесятиметровых окон на балкон шириной с бульвар, где поток прохожих чуть ослаб. Неподалёку стоял памятник Орфею — тот стоял в позе Отца Второго бессмертия, держа в руках змея, глотающего собственный хвост. Фаэтон вскарабкался на пьедестал, всунул ногу в каменные извивы змея, подтянулся и осмотрелся над головами толпы.

На парапете, словно кораллы, росли небольшие башенки и невысокие небоскрёбы, окаймляя безвершинный столп лифта, ведущего на орбиту.

За балконом виднелся город — три вложенных круга зданий. Каждый выделялся своим стилем. Гору-основание орбитального лифта окружал самый старый район — дома в нем не имели окон и напоминали геометрические тела — кубы, полусферы, полуцилиндры — окрашенные без узоров в яркие, основные цвета. Постройки связывали прямые умных дорог и транспортных линий. Архитектура в стиле Объективной Эстетики — все формы, строительные плиты и шаблоны строго стандартные. Движения на улицах было мало — люди основной нейроформы не выносили давящий вид безликих монолитов. В центральном районе в основном находились компоненты Софотеков, склады, заводы и общежития Инвариантных, которые не желали красот, удовольствий и прочих неэффективностей и обитали в многоэтажных массивах спальных гробов.

Вокруг лежало второе кольцо — район в Стандартном стиле. Между тёмными озёрами и омутами текли ручьи наномеханизмов, и на чёрной жидкости собиралась белая пена. Водопады каскадных фильтров разделяли и смешивали потоки, а пруды, в которых хранились ингредиенты, были окружены аллеями псевдодеревьев и коралловыми устроениями нанофабрик. Сотни навесов цвета орхидеи отражали свет солнца. Дома и телеприсутствия вырастали, словно раковины — одно здание обвивало другое, и оба тянулись к горизонту, сверкая перламутром. Основными тонами были тёмно-синие, тёмно-жемчужные, сверкающие серебряные и крапчато-серые, улицы испещряли садики мысли, площадки для шабаша, святые диски, а также нимфарии, материнские деревья и транспортные бассейны — обычные люди и чародеи тяготели к фрактально-органическому хаосу Стандартной Эстетики. В садах и парках располагались части распределённых тел Цереброваскуляров.

А дальше, на окружающих холмах, царили зелёные рощи и белые поместья Консенсусной Эстетики, поддерживаемые в основном манориалами и Базовыми первого поколения. На склонах выстроились античные колонны, в растительной тени отдыхали английские парки, а