Опрокинутый мир [Борис Федорович Лапин] (fb2) читать постранично, страница - 3

ты умненький, ты хорошенький. Ладно?

— Ты же знаешь, девятый пункт инструкции строго-настрого…

— Ну, хочешь, поцелую?

— Поцеловать, конечно, можешь, но…

Она поцеловала его. Зинур у себя в рубке невозмутимо насвистывал, словно и не слышал ничего. Бурьянов представил его кислую физиономию — и смягчился.

— Ладно, идем вместе. Только комбинезон надеть не забудь.

Удивительно, ее спина и ноги были такими загорелыми, будто она сейчас с пляжа. Будто и не прошло трех лет со дня, когда они покинули Землю.

«Вот она, моя счастливая звезда! — думал Бурьянов, торопливо влезая в скафандр для подводных прогулок. — Это же надо, вся жизнь — такая нелепость, что нарочно не придумаешь, сплошное торжество случайного и посрамление вероятного, а каков итог! Спасибо старику Куцеву, если бы не он…»

Когда набирали экипаж для Второй экспедиции на Планету, Бурьянова включили в список кандидатов. Талантливый математик и физик-теоретик, человек сравнительно молодой, здоровяк, спортсмен — как говорится, по всем статьям. Сначала Петр Петрович обрадовался, даже возгордился, о такой работе можно было только мечтать. Но чем ближе к старту, тем больше начал призадумываться, а войдя в кабинет академика Куцева, которому принадлежало последнее слово, сказал прямо:

— Позвольте поблагодарить за доверие, но… принять участие в экспедиции я не смогу. Старик Куцев опешил.

— Это почему же?

— Не хочу, чтоб из-за меня экспедиция попала в какую-нибудь скверную историю. Надо мной тяготеет рок.

— Рог? — не понял Куцев. — Какой рог?

И Бурьянов поведал грустную историю своей жизни.

— Начать с того, что я — это вовсе не я, не Бурьянов. Кто? А черт его знает кто, во всяком случае, не я. Лет до десяти я был уверен, что я — это я. Но уже тогда заметил, что мать посматривает на меня как-то изучающе, с тревогой, а отец — и вовсе как на пустое место. Дело в том, что в родильном доме меня подменили.

…Когда мать впервые принесла его домой и развернула, чтобы перепеленать, она тихонько вскрикнула и упала без чувств. Отец перепугался: в чем дело?

— Знаешь, Петя… страшно сказать, — едва оправившись от шока, прошептала мать, — это не наш Петенька. Это чужой.

— То есть как — чужой?!

— Точно. Теперь я абсолютно уверена. У нашего вот здесь, на ручке, было родимое пятно, я еще подумала, некрасиво, на самом видном месте… — И она разрыдалась.

Наскоро запеленав чужого ребенка, они помчались обратно в родильный дом, но та, другая женщина, которой достался настоящий Бурьянов, уже выписалась и куда-то уехала, найти ее так и не удалось.

Если рассматривать это происшествие с чисто научной точки зрения, есть, наверное, какая-то крохотная вероятность перепутать младенца в родильном доме, но она столь мала, что практически ею можно вовсе пренебречь. И надо же, чтоб перепутали именно его! Этот факт наложил отпечаток на всю дальнейшую жизнь Пети, а позднее Петра Петровича Бурьянова, или кто он там есть на самом деле.

Еще не научившись говорить, маленький Петя начал считать. Он считал все, что попадалось на глаза: людей, игрушки, окна в домах, мух на потолке и собственные шаги. Мать перепугалась, понесла его к психиатру, и кончилось тем, что его чуть не год демонстрировали как некий математический феномен на разных ученых сборищах, пока не признали вполне нормальным ребенком.

Однажды отец купил кнопки для чертежей. Они так понравились Пете, что он стащил коробочку и скушал все кнопки, запивая их молочком. Разумеется, после такого завтрака Петина биография с полной гарантией должна была закончиться, но все кнопки благополучно вышли одна за другой, как и вошли, и в процессе их скрупулезного счета обнаружилось, что надпись на коробочке «100 шт.» была обманной. Их оказалось всего 97, это подтвердил рентген.

В школе он постоянно терял авторучки, носовые платки и калоши. Учителя частенько ошибались, выставляя двойки в журнале против фамилии Бурьянова, хотя зарабатывал их его товарищ Буранов, зато Петины пятерки и четверки почему-то попадали к Буранову.

Впрочем, нет возможности перечислить все злоключения его детства: один день был нелепее другого.

Из-за нерадивости Буранова кое-как закончив десятилетку на троечки, Петя успешно прошел конкурс в институт — институт немедленно закрыли. Поступил в другой — его расформировали. Поступил в третий — его разукрупнили и объединили. Чтобы не лишить город институтов, Петя стал учиться самостоятельно, на свой страх и риск, и через два года волей случая защитил диплом. Но как раз накануне вышло постановление об отмене экстерната.

Только раз в жизни ему по-настоящему повезло. Он подружился с девушкой, на которую поначалу и взглянуть не смел. У нее было романтичное тургеневское имя Ася. Петя совсем потерял голову, о взаимности даже не мечтал, думал, на него свалилось новое несчастье, самое страшное из всех — неразделенная любовь, и вдруг очутился однажды за свадебным столом, а рядом во главе стола сидела под фатой