Веточка из каменного сада (сборник) [Зоя Александровна Туманова] (fb2) читать постранично, страница - 2

из-за собственной глупости, безумной, непростительной торопливости?

Завернув за угол, Герлах сел на крылечко, совсем такое же, не было лишь той вещи — желанной, неповторимой редкости. Сидел, горестно перебирая иные, возможные варианты партии, разыгранной с хозяйкой, где получил он мат в два хода. Во всем превосходные, варианты эти обратной силы не имели…

Вот тут и появился мальчик — приехал на плавно развернувшейся створке старинных дощатых ворот: лицо как сорочье яйцо, уши лопушками. Спросил деловито, озабоченно:

— Дядя, вы чего сидите? Вам плохо? Может, воды принести?

Тарас Федорович покачал головой убито и вдруг встрепенулся, вспомнив все, что читал когда-то о мальчишечьей предприимчивости и вездесущности, — забрезжила надежда…

Стараясь не спешить и говорить внятно, как тугоухому, объяснил дело. Мальчишка, назвавший себя Крохмалевым Артемом, уловил суть сразу.

— Знаю я эту тетку! Букатина! С ней не сговоришься, сядет на свою линию и сидит…

Белесые его брови подскочили на лоб, выявляя усиленную работу мысли: с какой бы стороны тут ухватиться?

Поднял на Тараса Федоровича карие, верткие глаза:

— Рубля вам не жалко?

— Хоть три! — возопил Герлах со всем пылом души.

— Не надо! А то она смекнет, что дело нечисто — откуда у меня три рубля? Вы, дядя, — мальчик распорядился решительно, — отойдите на тот край улицы. Чтоб она не подумала. А я попытаюсь…

На «том крае» Тарас Федорович долго ждал, пылая. Потом стал пригасать, простился в мыслях и с рублем, и с надеждой. Но не уходил. Ноги не шли.

И все же она появилась — небольшая, плотная фигурка, перекошенная тяжестью — с ведром в правой руке, а в ведре…

— Скорее, скорее, уходить надо, — оглядываясь, говорил Артем, — я ей сказал, что тележка приехала, металлолом скупают, она за рубль отдала сгоряча, а пришел я с ведром — уже стоит, сомневается: может, скупщик больше дал? Ну, я железятину в ведро — и чесать!

Таща по очереди тяжелое ведро, они время от времени принимались хохотать, вспоминая, как кричала тетка Букатина Артему: «Чтоб тебе глаза повылазили! Руки из тебя повыдергаю, если обжулил!»

Мальчишка проводил Тараса Федоровича до самого дома и был приглашен «зайти недели через две, посмотреть, какой она красавицей обернется».

Вот он и зашел.

…Кольчугу Тарас Федорович две недели держал в керосине, в корыте. Проконсультировался у специалистов — сказали, что железная эта рубаха с богатырского плеча — работы местных мастеров; век, примерно, шестнадцатый. Дивились, ахали, завидовали удаче.

И вот теперь взирал на нее широко раскрытыми глазами мальчик, Артем Крохмалев. Вопрос последовал неизбежно:

— Дядя, а зачем вам это?

Непонятное — следует уподоблять понятному.

— Ты марки собираешь?

Конопатый носик сморщился пренебрежительно.

— Пробовал — неинтересно. Это раньше собирали. Искали, менялись, с конвертов отклеивали. А теперь не собирательство, а покупательство. Дадут родители денег, идешь и берешь серию или блок. Прямо в магазине.

— Согласен, — закивал Тарас Федорович, — хотя не так все просто, настоящий филателист все же собирает, а не покупает, ну, вот и я собираю, только не марки, а предметы старины — все, во что вложено уменье рук, что копилось в сокровищнице мастерства из века в век…

— А зачем? Для чего хранить все это?

— Да ты присмотрись, ну, хоть к нашей кольчуге! Дотронься, ощути тяжесть и холод металла — в нем реальность сказок, легенд, древних книг! Разве нет у тебя чувства свидания с прошлым? А ведь оно не чужое — прошлое народов, живших до нас! Глубоки корни культуры.

Тарас Федорович мысленно одернул себя — возраст собеседника подзабылся в увлечении. Стал говорить проще, показывать больше. Сердоликовые печатки-акики с надписями паутинной арабской вязью. Чеканные, гордо подбоченившиеся кувшины…

— И где это вы достаете — такое старинное? Его ж нигде нет…

— Ох, милый! — с чувством воскликнул Тарас Федорович. — Знакомы ли тебе упорство, азарт поиска? Чердаки — пыльные королевства пауков и мышей? Сырость и сумрак подвалов? И где-то ждет тебя дырявая корзина или чемодан с оторванной крышкой! Или прабабкин сундук! А там — нечто, увернутое в тряпицу, уцелевшее от хищных зубов времени?

Увидев, что мальчуган проникся и смотрит завороженно, Тарас Федорович не спеша повел его к картинам.

— Фотография, друг мой, лишь каталог черт лица. А портрет, живописный — это отражение души. Не черты лица, а мысль, страсть человека постигал мастер и дарил ему бессмертие…

Вот в этот момент и раздался бесцеремонный, всепроникающий стук, и голос Гликерии свел обоих на грешную землю:

— Сосед, а, сосед, не забыли, какой день сегодня?

Тарас Федорович забыл — и смутился, вспомнив. Сказал озабоченно:

— Извини, дружок, зовут дела, во дворе нынче весенний субботник; высадка цветов… Зван и я.

— Будете копать? — вытаращился Артем.

— Нет, не копать, но без меня не обойдется.

— Можно, я с