Подводный саркофаг, или История никелированной совы (СИ) [Игорь Валентинович Волознев] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

тревога! Ракеты к бою!

- Есть ракеты к бою! - отозвался голос из динамика.

За стенами глухо загудело. Борт субмарины раздвинулся и в широком люке показались верхушки ракет. Грозно, как демоны мщения, застыли они перед стартом. Удар по США должен быть чудовищной силы. Ракеты были нацелены не на военные объекты, а на гражданские - на крупнейшие города и атомные электростанции. Подлодка являлась, по существу, орудием возмездия, последним аргументом в ядерном конфликте.

Зелёная лампа должна была гореть ровно минуту, после чего следовало ждать вспышки красной лампы. Родионов, вцепившись пальцами в край стола, наблюдал за движением секундной стрелки. Но минута прошла, а красная лампа так и не загорелась. Зелёная погасла.

Капитан несколько минут сидел с колотящимся сердцем, потом сказал в микрофон:

- Отбой.

- Есть отбой, - ответили из ракетной рубки.

Люк в борту с лязгом закрылся.

Лампы на панели приёмника в тот день и в последующие дни больше не загорались. Подводникам оставалось лишь гадать, что это было. Возможно, это была проверка. Связаться с Центром и выяснить, в чём дело, они не могли. Раций на борту не было.

Рация, даже самая маломощная, могла, как представлялось высокому московскому начальству, не только выдать местонахождение субмарины, но и создать в головах экипажа разброд. В долгие часы бездействия, настроившись на какую-нибудь западную волну и слушая её изо дня в день, подводники могли невольно проникнуться чуждой советскому человеку буржуазной идеологией и начать сомневаться в необходимости своей миссии, а там, того и гляди, дошло бы до невыполнения приказа о ядерной атаке. Члены экипажа должны были находиться в информационной изоляции, вне потока мировых событий, быть как бы навечно вмурованными в восемьдесят третий год с его военной истерией. Только тогда они годились для выполнения возложенной на них задачи.

Уже одно то, что люди двадцать пять лет будут полностью отрезаны от внешнего мира, было небывало смелым экспериментом, единственным в своём роде. Экипаж субмарины подбирался тщательней, чем для полёта в космос. Оценивались личностные и морально-психологические качества каждого подводника, его политическая убеждённость. Люди подбирались с таким расчётом, чтобы каждый, сознавая опасность, нависшую над родиной, готов был до конца выполнить свой долг, пусть даже это выполнение продлится целых четверть века. Именно чувство долга должно было поддерживать членов экипажа все эти годы, не давая им сорваться в депрессию. По сути, это был корабль роботов, которым не полагалось думать ни о чём другом, кроме выполнения боевой задачи. Их семьям было объявлено, что подлодка затонула и экипаж погиб. Подводный корабль стал для моряков домом. Здесь они работали, несли вахту, ловили рыбу, ухаживали за кроликами и развлекались как могли - в пределах дозволенного, конечно. Подлодка, пещера и окружающее океанское дно заменяли им весь мир.

Ровно в восемнадцать ноль-ноль в радиорубке появился высокий, худой как жердь старший лейтенант Одинцов и сменил Родионова у приёмника.

Родионов вышел в коридор. Из дальней полуоткрытой двери неслось дружное, хотя и не совсем стройное пение хора, руководимого старшиной Ересько.


Будет людям счастье,

Счастье на века,

У советской власти

Сила велика...


К капитану, виляя хвостами, подбежали Джульбарс и Лайка. Он потрепал их по загривку. Наличие на борту животных было предусмотрено психологами. Собаки, кролики, канарейки, как и хоровое пение и различные настольные игры должны были отвлекать подводников, давать им разрядку.

Проходя мимо камбуза, капитан уловил запахи жарящегося мяса. Оба кока опять изобретали что-то новое, хотя материалом для их кулинарных изысков служили только крольчатина и рыба. Этой последней было сколько угодно - члены экипажа совершали регулярные вылазки на океанское дно, проверяя расставленные сети и ловушки.

Родионов, оставив собак в коридоре, вошёл в комнату для культурных мероприятий, называвшуюся "ленинской". С его приходом сюда ворвались звуки хора.


Сегодня мы не на параде,

Мы к коммунизму...


Он закрыл за собой дверь. Пение как отрезало. В комнате снова установилась тишина.

За столом под лампой дневного света играли в шахматы матрос Ермаков и старшина первой статьи Самойленко. За соседним столом мичман Боборенков читал "Капитал". Все они, как того требовал устав, поздоровались с капитаном, после чего Ермаков снова погрузился в обдумывание хода.

- Хороший сегодня денёк, - сказал Самойленко. - Солнечный!

Родионов улыбнулся.

- А как поживают кролики?

- Да что им сделается. Живут, набирают в весе, - тоже улыбнулся старшина, которому было поручено наблюдать за зверьками. - Вот только корму осталось маловато.

- Сегодня наберём, - заверил его капитан.

Ермаков сделал ход.

- Шах! - торжествующе объявил он.

Теперь настала очередь