Придуманные люди с острова Минданао [Лев Миронович Минц] (fb2) читать постранично, страница - 4

так въедаются в нас, что мы совершенно автоматически переключаемся с «ты» на «вы», с имени на имя-отчество; знаем, кому представиться по имени, кому — добавляя свое отчество, а кому только по фамилии. Причем тут существуют десятки оттенков: имя — на «ты», имя — на «вы», имя-отчество и «ты», только отчество. Так, за столом вы совершенно естественно скажете вашему девятилетнему брату: «Кончай жрать шпроты, поделись с другими!», своему приятелю-ровеснику: «Димон, кинь мне шпроты!», мужу старшей сестры: «Коля, дай мне, пожалуйста, шпроты!», но то же самое — тете, маминой приятельнице в форме вопроса: «Теть Валь, вы мне шпроты не передадите?» При этом каждый раз вы выражаете одну — не бог весть какую глубокую — мысль.

Тут читатель вправе задать вопрос. Стоит ли о вещах столь очевидных рассусоливать? И так все ясно. Но иностранцы, изучавшие русский язык, могут подтвердить вам, что это далеко не просто. Наоборот: именно с этим, с вежливыми формами, с правилами вежливости, справиться труднее всего, даже выучив все падежи, склонения и спряжения такой, прямо скажем, неразновидности эсперанто, как русский язык. Что-то, конечно, можно найти в учебниках. Но многое — нет. Именно потому, что учится это в раннем детстве, а потом воспринимается как естественная норма.

Посочувствуем иностранцам, но не будем смеяться над ними, ибо в таком же положении оказывается каждый из нас, когда попадает в стихию чужого языка и чужих обычаев.

Начали мы с вьетнамца, который обидел вздорную старуху, собираясь ее успокоить. Где мы, где Вьетнам, несмотря на пройденный общий светлый путь строительства социализма! Но и в Европе нас могут ожидать самые неожиданные подводные, а иногда и надводные камни. Европейцы, ведь, тоже люди. В смысле — другие люди. Даже братья-славяне. У них, к примеру, нет отчеств. Более того: употребление отчества вызывает у них неудержимые приступы смеха.

Моя переписка с пани Ноймюллеровой

Лет тридцать пять назад автор этих строк защитил в Праге диссертацию. Сообщаю об этом не только как о приятном факте автобиографии, но — прежде всего — потому, что с этого момента я получил право на титул «доктор» перед фамилией. А также и без фамилии. (Хотя честность требует уточнить, что тот «малый доктор» с трудом тянул на нашего «кандидата».) Вместе с защитой кончилось и мое право на пребывание в академической гостинице, а я мог задержаться в Праге еще недели на три, чтобы уже без всякой суеты и спешки насладиться этим — красивейшим в Европе — городом. Коллеги помогли мне снять недорого комнату в пражском районе Нусли в квартире пани Милады Ноймюллеровой. То, что ее зовут Милада, я узнал значительно позже, ибо правила чешского этикета требовали знать только фамилию. Так ее мне и представили, а меня ей — «пан доктор». Жил я там прекрасно. Небольшая загвоздка была лишь в том, что в доме не было горячей воды: каждый раз ванну нужно было растапливать. А пани Ноймюллерова уходила на работу, когда я спал, и ложилась спать много раньше, чем я возвращался. Прежде чем я успел обеспокоиться ванной, на моей двери появилась записка.

Доктору философии Минцу.

Уважаемый пан доктор! Будьте любезны сообщить мне, когда Вы намерены принять ванну: я согрею воду заранее.

С искренним уважением, Милада Ноймюллерова.

Я тут же ответил и прикрепил записку к дверям пани Ноймюллеровой — в двух метрах от моей двери:

Пани Ноймюллеровой.

Уважаемая пани Ноймюллерова!

Я хотел бы принять ванну завтра. Будьте любезны сообщить мне о наличии воды.

С искренним уважением, д-р фил. Л. Минц.

Придя домой, я обнаружил следующее послание:

Доктору философии Минцу.

Уважаемый пан доктор!

Согласно Вашему пожеланию, вода будет готова. Полотенце повешено на вешалку. Будьте любезны сложить те Ваши вещи, которые надо постирать, в мешок в ванной комнате.

С искренним уважением, Милада Ноймюллерова.

Я с удовольствием помылся и сложил те вещи. И написал благодарственное письмо:

Пани Ноймюллеровой.

Уважаемая пани Ноймюллерова!

Благодарю Вас за нагретую воду и за любезное предложение постирать вещи, столь необходимые одинокому мужчине в чужом, хотя и прекрасном городе.

Примите извинения за причиняемое Вам беспокойство.

С искренним уважением, д-р фил. Минц.

Так с приятностью мы продолжали переписываться три недели. В последнем письме я пригласил пани Ноймюллерову в кафе. В ответном послании она выразила чувства глубокого удовлетворения от этого приглашения и приняла его. Мы прекрасно провели вечер. Но даже тогда я не посмел назвать ее Миладой. И сам остался паном