From Prison to Promise [Букер Тио Хаффман-младший Букер Ти] (fb2) читать постранично, страница - 2

ошибался. Когда меня выставили на опознание, человек по ту сторону стекла сразу указал на меня. Ну что ж, поделом мне. Как выяснилось потом, это был не абы кто, подружка моего товарища Зака, которая не смогла устоять перед наградой в пять тысяч долларов и сдала нас.

Я был обречен.

Даже если бы Робин ничего не рассказала полиции, наша поимка была делом пары дней. В конце концов, мы сами оставили свои фирменные знаки на транспортной карте.

Меня отправили в тюрьму округа Харрис под залог в сто тысяч долларов. Чтобы хотя бы начать разговор о выходе на свободу, нужна была хотя бы десятая часть. Короче говоря, я был загнан в угол и оставлен без выхода.

Билли Джин пришла навестить меня. Она дала мне ценные советы, как себя вести, исходя из своего взгляда на закон. Она сказала, что будет моим адвокатом и позаботится обо мне. Я ловил ее каждое слово, потому что для меня она всегда была в прямом смысле слова неприкасаемой. Перед тем, как уйти, она сказала, чтобы я не вешал нос.

Но даже с ее подбадриванием, я чувствовал себя потерянным. И это лишь усились после допросов. Все было как это показывают по телевизору: маленькая комнатка, стул и стол. Хороший полицейский и плохой полицейский. Один пытался быть мне другом, предлагая то кофе, то сигарету. Другой угрожал мне, напоминая, что если я не расколюсь, мне крышка. Я не повелся. Сидел с невозмутимым выражением лица и повторял, что это был не я, и что они не того повязали.

И я почти справился! Я не путался в показаниях, отказывался что-либо признавать — это серьезно затруднило работу обвинения. А учитывая, что я отказался идти на сделку с правосудием, они были обязаны доказать, что я виновен! Я же изображал саму невинность и мое нахождение в округе Харрис затягивалось. Если честно, в тюрьме мне было паршиво — участились приступы паники.

Я позвонил Билли Джин и расплакался.

Она сказала, чтобы я успокоился. Адвокаты работали над моим делом, поэтому надо было просто подождать.

Но дни превращались в недели, недели — в месяцы. Постепенно я начал привыкать к тюрьме. Я привык к распорядку, к столовой, к двору. Меня тянуло обратно на волю. Каждую ночь в своей камере я тянул руки к потолку, а перед глазами снова возникал день моего ареста.

Это было 9 апреля 1987 года. Обычный солнечный Хьюстонский полдень. Вместе с моей подружкой Ред — настоящей красоткой африканских и азиатских кровей — мы отправились в кафешку. После того, как мы простились, я встретился с Заком в парке Макгрегора. Там мы провели остаток дня, ничем не занимаясь — просто курили травку и болтали. Когда стало прохладнее, я решил вернуться домой.

Когда я вернулся в квартирку на Уиллоу Крик, я почувствовал что-то странное. Было слишком тихо. Только ветер шелестел ветвями. Мимо прошли два обычных парня, я даже не обратил внимания. Когда я добрался до внутреннего дворика, я ускорился и кое-что заметил. Клён, стоявший прямо напротив моей двери, выглядел совершенно незнакомо. Я остановился и уставился на него. В голову начало приходить осознавание. Буквально отовсюду начали появляться копы. Мне казалось, их сотни! Будто я смотрел по телевизору сцену уличных беспорядков. Не хватало только вертолетов над головой и спецназовцев, спускающихся по веревкам. И каждый коп орал на меня. Меня окружили со всех сторон, на меня нацелили кучу пистолетов. Каждый был готов разнести мне голову.

Когда эта огромная куча народа положила меня лицом в землю, я понял, что все кончено. Меня отправили в тюрьму округа Харрис и это стало началом долгого и незабываемого путешествия: меня провели через центральный вход, у меня взяли отпечатки, сфотографировали для дела. Да, я прекрасно осознаю, что та фотка была ужасной и над моей ухмылкой будут ржать еще очень долго. После того, как было покончено с формальностями, меня бесцеремонно швырнули к остальным заключенным. Я начал потихоньку приходить в себя: итак, тюрьма; насколько плохи мои дела? В принципе, я всегда легко приспосабливался к новым условиям, так что я был готов и к тюрьме.

Это было помещение 10 на 10. Был телевизор, небольшое окошко, через которое пробивалось совсем чуть-чуть света. В центре были несколько столиков. Моя персональная клетка была два метра в длину и ширину с большой железной дверью. Всего таких клеток было около пятнадцати, в каждой обитали по два человека. Мне достался какой-то латиноамериканец из Чикаго по имени Петер. Его судили за убийство. Петер был крутым парнем, мы подружились и стали неплохими приятелями. Мы вместе отжимались, что меня даже немного мотивировало, поскольку он был весьма раскаченным парнем. В общем, я его зауважал.

Но в остальном делать было совсем нечего. Мы разговаривали, играли в шахматы, смотрели телек. На один час в день нас выпускали во двор — всегда была адская жара, но мы проводили