Рассказы [Мартин Гарднер] (fb2) читать постранично, страница - 21

свойства, присущие гравитонам, гипотетическим частицам, которые передают гравитационные волны.

— У вас красивые темные глаза, — прервала она меня.

— Спасибо, — сказал я, — ваши глаза некрасивыми тоже никак не назовешь.

Я старался растолковать ей, каким образом знаменитый физик Эд Виттен³⁵ обобщил теорию суперструн в единую М-теорию. М обозначает мембраны или, если коротко, браны. Суперструны — это одномерные браны. Другие браны имеют более высокие размерности. В нашей вселенной, рассказывал я, десять или одиннадцать измерений, из которых шесть или семь сжаты в компактные крошечные сферы, которые крепятся к каждой точке нашего пространства-времени.

— Я не поняла ни слова из того, что вы говорили, — сказала Тельма. — Это кажется мне абракадаброй. Вы верите во все это?

— По большей части. Полагаю, струны существуют в действительности, но не могу с уверенностью сказать того же о мембранах Виттена.

— Все состоит из струн? — спросила Тельма.

— Все.

— А из чего состоят струны?

— Ни из чего. Они — всего лишь чисто математические объекты.

— Если вселенная сделана из ничего, — сказала она, — как же она существует?

— Хороший вопрос. Никто этого не знает.

— Ну, вероятно, Бог знает, — сказала она.

Выйдя из бара, мы остановились возле наших машин, и Тельма пригласила меня зайти к себе выпить кофе.

— Не могу, — ответил я. — Я и в самом деле не могу остаться. Рано утром вылетаю в Чикаго. Приятно было увидеться после стольких лет.

— Мы еще встретимся?

— Это было бы замечательно, — сказал я.

Каким я был глупцом, не спросив ни ее адреса, ни номера ее телефона. Мы пожали друг другу руки. Она попрощалась и порывисто поцеловала меня в губы.

Прошел почти год. Моя диссертация вышла книгой в издательстве Чикагского университета. К моим предложениям по проверке теории струн отнеслась серьезно большая часть ее приверженцев. Появилась надежда, что некоторые проверки можно будет осуществить на новом, строящемся в Швейцарии ускорителе. Поползли неопределенные слухи о Нобелевской премии.

Вот только Тельму я не мог выкинуть из головы. Я продолжал думать о ее замечательной улыбке и ее замечательном аромате. Это были не духи. Запах ее волос? Я думал о ней больше, чем о суперстунах!

В университете Оклахомы в Нормане мне предложили должность доцента. Пригород Оклахома-Сити — Норман — находится в нескольких часах езды от Талсы.

Ни одна из официанток в ресторане, где работала Тельма, не знала, где ее можно найти. Тельма уволилась шесть месяцев назад, и они не получали от нее с тех пор никаких известий.

Ни одной Тельмы О’Киф не значилось в телефонной книге Талсы. Я возвратился в Норман, опечаленный и разбитый. Возможно, стоит нанять детектива? В желтых страницах Нормана значилось множество частных сыщиков и два детективных агентства.

Я собирался набрать номер одного из агентств, когда мой телефон зазвонил. Это была Тельма!

— Я слышала, вы спрашивали обо мне, — сказала она.

— Да. Откуда у вас номер моего телефона?

— Он есть в Интернете. Как струны?

— Не так уж и хорошо. Они не могут предсказать существование темной материи. Они не могут предсказать существование темной энергии. Они не прошли ни одну из моих проверок. Многие сторонники теории струн начинают испытывать сомнения. И я тоже.

— Если мы с вами встретимся, — сказала Тельма, — не говорите мне об этом.

Тхат

Этот рассказ — незрелое подражание лорду Дансени и моя первая публикация. Он был написан на семинаре короткого рассказа, который проводил Торнтон Уайлдер в Чикагском университете. Я до сих пор помню, как ерзал на своем месте, когда он зачитывал его вслух нашей группе. Будучи редактором литературного журнала колледжа "Коммент", я опубликовал его в февральском номере за 1936 год, подписавшись Джорджем Гротом, псевдонимом, который я использовал с тех пор несколько раз, хотя давно забыл, почему я выбрал это имя.

Земля завершила очередной оборот вокруг Солнца, вращаясь медленно и бесшумно, как это происходило всегда. На Востоке собрали рекордный урожай желтого риса и желтых детей, огромные запасы оружия скапливались в стратегических хранилищах, мудрецы Чикагского университета произносили глубокомысленные речи, когда Тханг спустился вниз и подхватил Землю большим и указательным пальцами.

Тханг пребывал в спячке. Когда он, наконец-то, просыпался, заморгав всеми своими шестью роскошными глазами из-за слепящего света (ибо свет наших звезд во всей их совокупности не имеет ничего общего с полумраком), то ощущал под ложечкой острое чувство пустоты. Сколько времени он спал, даже ему было неизвестно, поскольку для разума Тханга время — понятие, лишенное всякого смысла. Хотя образ жизни Тханга находится за пределами человеческого понимания, а мысли Тханга едва ли могут быть осмыслены нами, все же одна вещь в общих чертах представляется несомненной: когда Тханг не спит, Тханг страдает от голода.

Наморгавшись своими